Владимир Добряков - Одиннадцать бестолковых

— Как там воробей? Живет?

— Пока живет, — вздохнула Томка. — Крыло мазью Вишневского помазала, а на лапку шину наложила.

— Думаешь, срастется?

— Не знаю…

Я бы еще остался поговорить с ней, но меня словно в спину кто-то толкал. Покраснев, я отошел, и долго потом думал — что это со мной происходит?

Три дня вот так мучился я. Целые две страницы исписал стихами. Когда был дома — то и дело высовывался из окна: что делает Томка? И во дворе глаз с нее не спускал. А как-то вышел на улицу, купил сливочный пломбир, и тут же вспомнил: Томка больше всего на свете любит мороженое. Я вернулся во двор и, не развертывая холодного кирпичика, с полчаса стоял у кустов акации. Я бы с радостью отдал мороженое Томке. Но как это сделать? Если бы она была одна. А то опять там куча девчонок. Мороженое совсем размякло в руке. Я поплелся домой и отдал его братишке. А сам вновь принялся за стихи.

Творческие муки мои вскоре нарушили голоса, доносившиеся со двора. Там девчонки и мальчишки играли в салки. Махнув рукой на поэзию, я выскочил за дверь и кубарем скатился с лестницы. Довольно киснуть! Я тоже хочу играть!

Чего-чего, а бегать я мастер! Любого догоню. Даже Томку. За ней я и помчался. Конечно, легче было бы осалить Жанну. Вот она, в каком-то шаге от меня. Но я пролетаю мимо. Догнать Томку, именно ее, — вот моя цель! До чего же она увертливая! Кажется, настиг уже, вот-вот достану рукой, а она вдруг вильнет вправо, влево — и опять на три-четыре метра я сзади. Нет, сейчас не проведешь! И скамейка тебе не поможет. Томка несется к скамейке, где сидит Пашка и что-то выжигает увеличительным стеклом. Казалось, Пашка занят своим делом и ни на кого не обращает внимания. Но недаром же он хитрюга и вредитель! Едва Томка поравнялась с ним, он чуть выставил ногу, и девчонка со всего размаху полетела на землю. Кровь бросилась мне в лицо. Я подскочил к Пашке.

— Ты за что ее?! — в бешенстве заорал я.

— Не твое дело! Не суйся! Девчачий защитник!

Я изо всей силы толкнул Пашку в грудь.

Это была жестокая драка. По всем статьям я не должен был бы продержаться и одной минуты. Но во мне кипела такая ярость, что я не сдавался. Только и Пашка психанул не на шутку — какой-то малец одолевает его! Изловчившись, Пашка сильно ударил меня в лицо. И тут же кругом испуганно закричали: «Кровь! Кровь!» А кто-то предостерегающе завопил: «Атас, дворник!»

Пашка тотчас юркнул в сторону.

Только тут я почувствовал боль и увидел на своей рубахе красные пятна. Нос у меня был разбит…

Дома я лег на кушетку и все время, пока не остановилось кровотечение, мужественно молчал. Я был доволен собой. Даже распухший, будто картошка, нос, лиловый синяк под глазом и запачканная рубаха мне были нипочем. Я дрался с самим Пашкой, который выше, сильнее и старше меня! И не поддался. Нисколечко!

«Теперь Томка узнает, какой я человек! Поймет, что на меня можно положиться!» — с гордостью думал я.

Хотя мама, отругавшая меня вечером, и запретила в таком виде выходить на улицу, я все же не утерпел и на другой день решил показаться во дворе. Мне очень хотелось взглянуть, какими благодарными глазами будет смотреть на меня Томка. Еще бы! Человек ради нее пролил кровь!

Но получилось невероятное. Томка не замечала меня. Я нарочно три раза прошелся недалеко от девчонок, прыгавших через веревку, и никакого внимания. Скользнула по мне равнодушным взглядом и отвернулась. Другие девчонки с уважением смотрели на мой синяк, красивая Жанна даже улыбнулась мне, а Томка хоть бы хны. Можно было подумать, будто мальчишки каждый день проливают из-за нее кровь и получают синяки.

Я оскорбился. Взбежав к себе домой на четвертый этаж, я мрачно уставился в потолок и, конечно же, принялся за стихи.

Сначала я хотел тут же запечатать стихи в конверт и передать их Томке. Но когда немного остыл, мне стало как-то не по себе от этих жестоких строк. Насчет подлости — это я, наверно, хватил лишку. И какой еще суд? Нет, не годится. Я разорвал листок.

Все же обида не утихала во мне. Я понял, что должен отомстить Томке. Обязательно! Такого не прощают. Но как отомстить? И день, и другой я ломал над этим голову. Однако ничего стоящего придумать не смог. «Ладно, — наконец решил я. — Забуду про нее. Навсегда. Лучше снова влюблюсь в Жанну. А почему бы и нет? Такая красивая. Разве сравнить с этой жабой!»

Не откладывая дела в долгий ящик, я вытащил из альбома открытку с видом на море и спустился во двор. Девчонки, как обычно, крутили свою веревку. Я минуту постоял в отдалении, наблюдая, как прыгает Томка. Косицы ее с красными ленточками трепыхались по сторонам. Может, и смешно было смотреть, как они трепыхаются, а мне вдруг сделалось грустно. Наверное оттого, что я решил навсегда забыть о Томке. Но хватит! Решено так решено! Где там Жанна? Ага, вон стоит, в очереди. Я крикнул:

— Жанна! Можешь подойти на минутку?

Я не ожидал, что Жанна так сразу отзовется на мою просьбу. А она тотчас выбежала из очереди и поспешила ко мне. Видно, после той знаменитой драки популярность моя даже среди девчонок намного возросла.

— Здравствуй! — улыбнулась Жанна. — Ты мне что-то хотел сказать?

Я достал из кармана открытку.

— У меня две таких. Может, поменяемся? Ты же собираешь открытки. Я тоже хочу собирать.

— Правда? — Жанна обрадовалась. — Вот хорошо! Эту открытку оставь себе. Такая у меня есть. Но я тебе могу с удовольствием подарить несколько штук…

Разговор у нас затянулся. Стали вспоминать последние кинофильмы. Потом Жанна рассказывала, как в Прибалтику ездила. Мы и по двору ходили, и на скамейке рядом сидели. Время от времени я украдкой посматривал на девчонок. И почему-то обязательно старался отыскать глазами Томку. Один раз заметил, что и она смотрит в нашу сторону. Правда, сразу же отвернулась. Это показалось мне подозрительным. «А-а, злишься! — мстительно подумал я. — Ну, обожди, сейчас еще не такое устрою, задавака!» Я поднялся с лавочки и тронул Жанну за руку:

— Давай походим?

Когда мы, прогуливаясь, не спеша проходили мимо девчонок, я нарочно принялся громко смеяться, чтобы Томка слышала. А через минуту оглянулся — Томки среди девочек не было. Я посмотрел в другую сторону и сразу увидел ее. Она торопливо направлялась в дальний угол двора, где росли кусты акации. Она шла как-то странно, чуть отвернув голову набок, словно у нее болела шея. Но это только так казалось: при чем тут шея, если минуту назад, как заведенная, прыгала через скакалку! Однако что же тогда с ней?

Жанна о чем-то спрашивала меня, но я никак не мог понять, что ей нужно. Вот бывает такое: все слышишь, что тебе говорят, а до сознания не доходит. Будто отскакивают слова.