Владимир Добряков - Одиннадцать бестолковых

— Здорово, старик! — небрежно сказал Гарик и отщипнул от кисти винограда ягоду. — Как там интернатовская житуха?

Костя и Гарик уже не один год жили в общей коммунальной квартире, но друзьями так и не стали. Скорее даже немного враждовали между собой. На это были свои причины. И главное не в том, что Гарик был года на два старше, нет, просто Гарик вечно что-то строил из себя, важничал, задирал нос и пытался командовать. А Костя терпеть этого не мог. Вот и сейчас он хмуро взглянул на Гарика и не стал рассказывать об «интернатовской житухе». А вместо этого спросил:

— Чего развалился, как буржуй?

— Элементарно, — сказал Гарик и с шумом плюнул косточками в угол. — Видал? — оживился он. — Точное попадание! А сижу элементарно, — повторил он. — Удобно и полезно для здоровья. Вся Америка так сидит. Еще древние греки утверждали, что это улучшает кровообращение.

— Откуда ты знаешь? — недоверчиво спросил Костя.

— Не помню, старик. Читал где-то… Так как, говоришь, житуха-то в интернате? Невеселая? Воспитывают, конечно, внушают, разъясняют, на всяких там собраниях и линейках пропесочивают? А?

Как раз подходящий момент пожаловаться на свою судьбу. Уж Гарик-то понял бы его! А Костя помолчал, похмурился и уклончиво ответил:

— Все бывает.

— Брось, старик, скромничать! Представляю, как зажали вас там. Тюрьма! Мои предки по случаю субботы уборку затеяли — и то приходится терпеть неудобства. Видишь, на кухне торчу. А вас, наверно, и убирать самих заставляют.

— А ты думал, на каждого по няньке! — невесело усмехнулся Костя.

— Да, старик, — снова выплюнув косточки, посочувствовал Гарик. — Житуха твоя невеселая. И встаете, наверно, по звоночку?

— В горн трубят.

— Чудовищно! И когда же поднимают?

— В семь ноль-ноль.

— Идиотизм! В век космоса, атома и кибернетики такое насилие над личностью. Чудовищно!

В передней зазвонил телефон, и Гарик поспешил туда.

— Придумал, говоришь? — донесся его довольный голос. — А ну, выкладывай…

Костя посмотрел на оставленную кисть винограда и подумал: «Сам жрет, а угостить не догадается!»

— Нет, старик, — снова послышалось из передней, — такая причина не годится. Эта отговорка с длинной бородой. Теперь даже дети этому не верят. Что-нибудь другое надо придумать, посвежей… Не можешь? Старик, я удивляюсь! Неужели последние извилины твоего мозга заросли? Скажи, например, что приехал дядя из Индии… Нет никакого дяди?.. Плохо… Ну, тогда сочини историю — как машина сбила на дороге женщину и ты в качестве свидетеля должен был идти в милицию… Что? И этого не сможешь рассказать? Ну, тогда дело твое кислое, Кеша. С твоим полетом фантазии, я вижу, придется тебе с нашими классными энтузиастами вкалывать на воскреснике. А жаль! Ведь завтра Лидочка как раз выходит на работу. Ты представляешь — коктейль с коньячком? Кеша, это колоссально! Но я верю, старик: ты еще что-нибудь придумаешь. Верно? И мы пойдем! Монету обязательно приготовь. Побольше… А я что скажу? За меня не волнуйся. Я применю свой старый, испытанный метод: целый день буду ухаживать за бедной больной мамочкой. Буду поить ее лекарством, ставить грелки и банки, побегу за врачом. Как видишь, элементарно, но действует безотказно. К тому же — записка, вещественное доказательство. Так что у меня все о’кей! А ты думай, Кеша, думай. Еще древние греки утверждали, что голова человеку дана в первую очередь для того, чтобы мыслить.

«Ловко закручивает!», — с насмешкой подумал Костя.

А Гарик тем временем толкнул ногой дверь и сказал:

— Маман! Ты завтра должна будешь заболеть! Да, да, и, пожалуйста, без возражений! Неужели тебе хочется, чтобы твой единственный, бледный, с таким слабеньким здоровьем сын, таскал какие-то пудовые, ржавые железяки и рвал об них одежду?

— Хорошо, хорошо, Гарик, — стоя на коленях и намазывая паркет желтой пастой, сказала Виктория Львовна. — Я напишу записку.

— А скоро вы кончите возиться? — спросил Гарик.

— Скоро, сынок. Потерпи еще немного.

— Ну, давайте! Минут десять обожду. — Гарик захлопнул дверь и, пройдя в кухню, внимательно посмотрел на Костю — на его блестевшие ботинки, отглаженные, со складочкой, брюки. — Старик, — сказал он, — если желаешь, могу взять тебя в компанию. Не пожалеешь. Возле кинотеатра «Заря» новое кафе открыли. Не видел?

— Нет.

— Колоссально! Модерн! Заходишь — все синее. Звезды. Парочки нарисованы, на коньках катаются. Снежок блестит. Так и кафе называется — «Снежок». Мороженое — какое желаешь! Десять сортов. И коктейли. Колоссально! С коньячком! Вообще-то нам не дают. Говорят: нет паспорта. Но там работает одна — Лидочка. Чудо! Глаза, волосы — блеск! Подмигнешь, и все. Только десять копеек переплачиваешь. Коктейль с коньячком. Колоссально!.. Можем взять в компанию. Если, конечно, белая монета имеется…

Тут снова зазвонил телефон, и Гарик бросился в переднюю. Через минуту он завопил:

— Старик! Ты — гений! Это именно то, что надо! Видишь, если как следует шевельнуть извилиной, то обязательно придумаешь. Еще древние греки авторитетно утверждали…

Косте до того вдруг тошно стало слышать визгливый, захлебывающийся голос Гарика, что он пнул ногой валявшуюся на полу виноградину и ушел к себе в комнату.

До прихода отца с работы Костя решил погулять во дворе.

Ничто, казалось, не изменилось здесь. Как и прежде, когда Костя еще не жил в интернате, ребята собирались под вечер большой компанией — играли в ножички, рассказывали всевозможные истории. Если бы во дворе не было грязно, кто-нибудь вынес бы волейбольный мяч. Но сегодня в мяч играть было нельзя; ребята столпились у турника.

Обычная знакомая картина. И все же Костя сейчас смотрел на это какими-то другими, новыми глазами. Словно глазами постороннего человека. После разговора с Гариком уже не хотелось ругать интернат и жаловаться на свою судьбу. А при виде расшатанного, прогнутого посредине турника ему вспомнился турник, установленный на спортивной площадке в интернате. Замечательный турник — прямой, гладкий, на упругих металлических растяжках! И ребята там есть такие, что любого из этих заткнут за пояс. Конечно! Разве здесь кто-нибудь подтянется двадцать раз? Никто. А там есть мастера. И склепочку и стойку делают. А один парень из девятого класса даже «солнце» крутит.

— Ну, а ты, Касьян, жимани! — подзадорил Костю шутник и весельчак Дима Губкин из шестнадцатой квартиры. — Покажи этим хлюпикам настоящую работу!

Показывать Косте особенно было нечего, но все же, ухватившись за перекладину, он по всем правилам, держа ноги стрункой и оттянув носки, подтянулся девять раз.

— Понятно?! — выпятив губы, комически тряхнул Дима головой. — Что значит интернат!

Польщенный такой оценкой, Костя небрежно повел плечом.