Герман Матвеев - Новый сорт

Подошел Николай Павлович с Солодовниковым.

— О чем спорите, Василий Лукич? — спросил учитель.

— Да вот указываю на его несознательность.

— Покажите нам служебное помещение, — обратился представитель Исполкома к сторожу.

Около толстой стены, примыкавшей к саду, была построена сторожка и большой сарай или склад. Строения были кирпичные, просторные, особенно склад. Лучшего помещения нельзя было и желать. На складе валялась всевозможная рухлядь: две ломаные телеги, колымага, похожая на карету с ободранными стенками, ржавые косы и проволока.

— Ну, это надо всё выбросить, — сказал Солодовников, заглянув в сарай.

В жилом помещении были две светлых комнаты и кухня.

— Ты тут и живешь? — спросил Василий Лукич сторожа.

— Тут.

— А почему у тебя задняя калитка не закрыта? — строго спросил старик.

— Какая калитка?

— Да та, что к реке выходит.

— А чего ее закрывать? К осени яблоки поспеют, — тогда и закрою.

— К осени. А зимой через нее зайцы приходят. Это тебе наплевать?

— Зайцев я из ружья стреляю.

— Для того ты и калитку открываешь. А сколько они обглодали деревьев!..

— Василий Лукич! — крикнул учитель. — Пойдемте к реке. Там поговорим.

Они вышли через калитку на берег реки, и ребята шумно уселись на траве вокруг взрослых.

— Проведем летучее собрание! — сказал Николай Павлович, когда молодежь успокоилась.

— Василий Лукич, мы все очень рассчитываем на нашу помощь. Поручить такой сад неопытным мичуринцам — дело ответственное. Правда, желание у них есть и работать они будут на совесть, но им нужен опытный руководитель. Если вы согласны, то мы решимся взять сад. Ну, а если вы считаете, что дело нам не по плечу, то мы разведем маленький садик на участке около школы… Скажите свое мнение.

Тридцать пар бойких молодых глаз с надеждой уставились на старика. Василий Лукич неожиданно достал из кармана табакерку, щелкнул по крышке ногтем, но спохватился и спрятал ее назад.

— Ну, что ж я… — начал он в сильном смущении. — Конечно, я не отказываюсь. Почитаю за честь… А только силы мои какие? Дела много… Надо сказать, сад хороший… Если поработать как полагается, привести в порядок, обмолодить… он еще много лет прослужит. А только я думаю так. Если ребята не будут лениться, то справимся… это первое. Расходы нужны. Инструмент купить… То да се… Это второе. Удобрения надо много. Где навозу столько взять?..

— В совхозе, — подсказал Солодовников.

— Вот если в совхозе дадут, это хорошо.

— Василий Лукич! Эти работы мы возьмем на себя, — вмешался учитель. — Нам ваши знания и опыт нужны. Вы мне как-то говорили, что сад любви и заботы требует. Ну, а я хочу к этому добавить, что сад еще требует умения.

— Это конечно. Без любви всякое дело замрет.

— Так вы поможете? — спросил Солодовников.

— Что от меня зависит, я, конечно, всё сделаю. Дело хорошее. Надо браться…

Дружные аплодисменты ребят заглушили слова деда. Василий Лукич с недоумением окинул взглядом улыбающиеся физиономии, снял фуражку, неловко поклонился и сел на траву.

Потом выступали кружковцы и вносили различные предложения: где достать инструменты, как организовать занятия. Самое ценное предложение внес Трубач. Он предлагал очистить помещение сарая и сторожки и всем кружком поселиться на лето в саду.

Затем провели выборы. Председателем кружка выбрали Ваню, а «ученым секретарем», как назвал ее Николай Павлович, — Машу Ермакову. В ее обязанность входило ведение журналов наблюдений и записи занятий. В завхозы кружка прошел Трубач.

Лимон оживал. Каждый день, вернувшись из школы, Вани подолгу разглядывал деревце. Заметно набухали почки и скоро должны были появиться листья.

— Ну как поживаешь, лимончик? — ласково говорил мальчик. — Хочешь пить? Сейчас я тебя угощу.

Полив лимон, он шел в сад. Там его радостно встречала Муфта. Повозившись минуту с собакой, они вместе направлялись к «новому сорту». Юный садовод внимательно оглядывал свою яблоню. Не появилось ли каких-нибудь вредителей, не отложила ли бабочка яичек на листьях, достаточно ли рыхлая земля вокруг? Он выдергивал исходы сорняков, упорно пытавшихся заселить эту плодородную рыхлую площадь. Затем обходил старые деревья.

Дед целыми днями, а иногда и ночами возился в монастыре и совсем забросил свой сад.

Однажды за утренним чаем Ваня упрекнул его за это. Дед с улыбкой посмотрел на внука, но, покосившись на сына, промолчал.

Вечером, когда мальчик, сделав уроки, собирался ложиться спать, вернулся дед, сильно уставший, но довольный.

— Лошадь достали, Ваня. Теперь дело ловчей пойдет. Завтра воскресенье. Все мои мичуринцы обещали собраться чуть свет… А там скоро и каникулы.

— Как же я пойду, когда и в нашем саду работы сколько?..

— Что ты, что ты!.. Ты же наш председатель. Да мне без тебя и не управиться, внучек.

— А наш сад пускай дичает?

— Твой сад, Ваня, в порядке. Ему теперь только глаз нужен. Придет время, — польем, подкормим. Дела немного.

— А вредители?

— Разве вредители есть?

— Муравьи ползают.

— Ну, с муравьями легко справиться, — сказал старик.

Он понюхал табаку и начал раздеваться.

— Послушай доброе слово, Ванюша, — начал говорить дед, укладываясь на кровать. — Никогда человек сам себе цены знать не может. Только люди по времени оценят. Другой человек и ученый и таланты у него есть и возомнит он про себя, что лучше его на свете никого нет, и на людей сверху смотрит. Я, дескать, лучше всех, вы мне не пара. Умрет такой человек, и после него… один дым. Первое время, может, и вспомнит кто. Был, мол, такой гордец. Талант какой-то имел, но талант свой в землю закопал, вроде клада. Запомни, внучек, только тот человек хорош, от которого людям польза. Ты вот себя мичуринцем называешь. А почему Ивана Владимировича так высоко ценят? А потому, что он большую пользу после себя людям оставил.

Старик замолчал и снова зарядил нос понюшкой табаку.

— Ты вот свой сорт ростишь. Это хорошо. А для кого ты стараешься? Для себя?

— Ну так что? — неопределенно спросил мальчик.

— Если только для себя, так не стоит и трудиться. Завтра же его выдерну. На твой век хватит и тех яблок, что в саду растут. Нет, Ваня. Твой сорт людям нужен. Ты дело Мичурина продолжаешь, науку вперед двигаешь. Понимаешь? Науку! — многозначительно сказал дед. — А наука для себя — это не наука. Грош ей цена.

— Дедушка, а ты разве думаешь, что я только для себя учусь?

— Нет. Я так не думал, а только в душу тебе забралась обида ревнивая… Как же, мол, так. Раньше в городе среди ребят я один садоводом считался, а сейчас, почитай, вся школа в садоводы определилась. Дед родной своего внука забросил…