Евгений Коковин - Экипаж боцмана Рябова [Рассказы и повести]

— Ну тогда в благодарность я вас хоть песней да сказкой, сказкой да пляской потешу, — сказала она. — У нас в Поморье песня в большом почёте. И хороводная, и свадебная, и пропевание.

У неё был настоящий талант артистки, слушать её — заслушаешься, смотреть — не насмотришься.

Аграфена Петровна даже в преклонном возрасте сохранила на редкость сильный, высокий голос. Напевая, она пританцовывала, и песня поднималась так высоко, что, казалось, вместе с песней поднимается и сама певица. Она молодела на глазах, широко расставляя в хороводной песне руки, словно держась за руки подруг.

— А на наших свадьбах вы бывали? — хитро спросила Аграфена Петровна. — Теперь свадьбы не те, что были прежде. И наряды не те. Да и песни старинные свадебные редко поют. А раньше неделю, бывало, гуляли — ели, пили, песни играли. И нарядов у девок и у баб каких только не насмотришься! Платья, юбки, кофты, сарафаны всех цветов — глаза разболятся, право слово! А ещё кокошники и повязки в бусах, в бисере, а то и в жемчуге.

— А ты, Петровна, не жалеешь о тех временах? — спросил боцман.

— Да жалеть не жалею, но занятно было, баско — красиво, значит, по-нонешному. Да я вам свадьбу одна сыграю — и за сватов, и за жениха, и за невесту, а потом и за шаферов, и за шафериц.

— Как! Одна? — удивился Степан Иванович. — На свадьбах-то в Поморье я бывал, ведь там народу — поди, вся деревня. Как же ты одна?

— А вот так.

Аграфена Петровна сняла с гвоздя узорчатое полотенце и стала изображать сватов. Потом показала смотрины, девичник с песнями и танцами, самоё венчание, пир и битьё горшков на другой день после свадьбы. Она не пожалела даже какую-то глиняную кринку и на глазах у растерявшихся ребят грохнула её об пол. Потом схватила метлу и по обязанности невесты принялась подметать черепки.

Матросы «Ласточки» вдосталь нахохотались.

А неугомонная хозяйка присела на скамью, но не умолкла.

— Вот и меня в семнадцать-то годков так выдавали. Хотела за Петрушу, а отдали за Лександра. Поди, полвека прожили. Маялась, а жила, что поделаешь. Он ревнив был, Лександр-то. На гулянье пойдёшь — он за тобой. Сам не поёт, не играет, сидит — хмурки водит. Потом с ребятами выпьет и всю гульбу нашу разгонит. А дома ни слова. Не обидит, не шумит. Только скажет порой: «И пошто ты меня не любишь? Я ведь горы для тебя сворочу». Почти что полвека прожили, хороший он был, а вот любить не полюбила. Свыклась и жила. За полгода до золотой свадьбы он помер, на семьдесят седьмом году. А здоровый был, жилистый, да надорвался. А я так, горемычная, и промаялась. Жили-то мы в достатке. Всего было, живи да радуйся. Ан нет, жила с Лександром, а всё о своём Петруше думала. А что о нём было думать-то? Погиб мой Петруша, так и не женатый, ещё в шестнадцатом, на германской… Да что я вам тоску нагоняю. Сейчас самовар поставлю…

Она скорёхонько подставила самовар под печную трубу-втулку, ковшом наполнила его водой из ушата и разожгла угли. Всё это она делала словно играючи.

Не успела присесть, как снова начала рассказывать.

Нарассказывала и напела она всего много, но про кафтан Ивана Рябова ничего не могла сказать. Так прямо и просто и ответила:

— Слыхала я о кафтане, а где он, не знаю. Но вы поищите — должен же он где-то быть. Ну, а не найдёте, чистым воздухом подышите. Была бы я помоложе, сама с вами поехала бы. Я в старинной одёже толк знаю.

— Ну спасибо и на том! — поблагодарил хозяйку Степан Иванович. — Будь здорова. Благодарствуем за угощенье, за песни, за сказки. В Архангельск в гости приезжай!

— Да бываю я там, хоть и не часто. Меня в народный хор приглашают. Будешь, говорят, у нас консультантшей.

— Ну и что же ты, не согласна?

— Да куда уж мне теперь в город? Век здесь прожила. Тут уж и помирать буду.

Аграфена Петровна втихомолку сунула Инге под руку свёрток.

— На дорожку, — молвила она.

В свёртке оказались большой пирог с рыбой, колобки и стопа ячменных сочней.

На реке стоял полный штиль, безветрие — ни всплеска, ни рябинки. Лазурная безмятежность высокого неба тоже ничего дурного не предвещала. И настроение у экипажа «Ласточки» было бодрое. Немного печалился лишь Ян: в безветрие нельзя было поднять паруса.

Плыли на вёслах, слушая музыку настроенного Антошей радиоприёмника на Москву. Плыли медленно, а с обеих сторон неодолимо манили к себе зелёные берега.

— Хорошо, конечно, отдыхать в избе, — сказал Вяча, — но неплохо бы отдохнуть на берегу, у костра: разбить лагерь, палатку, построить вигвам. Правда, Антон, хорошо?..

Антоша вопросительно взглянул на боцмана. Предложение Полянкина было ему по душе.

— Ещё милю пройдём, тогда можно и к берегу, — согласился Степан Иванович. — Подальше от деревни отойдём, чтобы чистой природой, лесом больше опахнуло. Аграфена Петровна верно говорила: чистым воздухом подышите.

Спустя полчаса «Ласточка» пристала к невысокому берегу, поросшему ивовыми и ольховыми кустарниками.

Кто из мальчишек в десять — четырнадцать лет не разжигал костра на берегу реки или озера, не удил рыбу и не варил в котелке на таганке уху из окуней, ершей, плотичек? Надо думать, что среди мальчишеского населения нашей большой страны таких найдётся немного. Даже не верится, что где-то живёт такой мальчик, который никогда не сидел у костра, не запекал в золе картошку и не ел свежей ухи из только что выловленной рыбы. И разжигать костёр, и готовить уху, и ставить палатку, и даже собирать для костра сучья и щепки — удовольствие немалое.

Матросы «Ласточки» устроили на берегу лагерь, перекусили и разлеглись на траве-мураве, вспоминая самые разнообразные истории, происшедшие с ними, мечтая о том, кем они станут, когда будут взрослыми.

— Я буду изучать историю, — сказал Вяча. — А ты кем будешь, Беломор? Ихтиологом?

— Сам ты ихтиолог! — буркнул Егор, потом подумал и спросил: — А что они, эти ихтиологи, делают?

— Изучают рыб.

— А чего их изучать? Голова, хвост, брюхо, чешуя, плавники… Всё и так известно.

— Эх ты, голова… хвост, — засмеялся Вяча. — А ты знаешь, сколько видов рыб существует на свете? Не знаешь? Двадцать пять тысяч…

— Ты считал? — в свою очередь, рассмеялся Егор.

— Не я, а ихтиологи считали. А знаешь, сколько лет живут некоторые рыбы? Тоже не знаешь, рыбак! Некоторые живут до ста лет.

— Врёшь.

— Не вру. Я в книге читал.

— Вот бы тебе, Егор, такую рыбку выловить, — пошутил Степан Иванович. — Вытянешь?

— Не вытянуть, такая враз сорвётся.

— А ты стальным тросом лови, — посоветовал Вяча.

— В нашей реке таких рыб не бывает, — убеждённо заявил Егор, — так что напрасно беспокоишься. Вот ты вигвам хотел строить, а сам валяешься.

Вяча потянулся и встал.

— Сейчас уже некогда, — сказал боцман. — Нужно плыть.