Тамара Михеева - Островитяне

Теперь они все говорят: «Ну, Лизка, ну ты даешь! Настоящий поэт!», а я от стыда не знаю, куда деться. Будто залезают под кожу, будто вот самое личное выскребают! И мне хочется убежать на край света от всех! Правда, мама подошла, когда я уже легла (я специально и легла раньше всех, ну их), обняла меня и прошептала:

— Какая ты молодец у меня, доченька!

От ее слов мне, конечно, потеплело. Но на бабушку я все равно обиделась!

Бабушка с утра меня поймала. Я вообще-то в туалет шла. Он у нас на заднем дворе, у курятника. И заспанная была, а то бы я увернулась как-нибудь. Сделала бы вид, что не вижу ее. Бабушка встает ни свет ни заря, ставит самовар, делает там что-то на кухне. В общем, поймала. Обняла, покачала из стороны в сторону. Ну, сейчас начнется. Как бы мне сбежать и спрятаться? Я вчера уже наслушалась; пусть все всё забудут, я порву и выброшу эту дурацкую свою открытку!

— Лизок, ну что ты обижаешься? Я и не думала, что это секрет, что не надо вслух, что это личное… Но мы же одна семья, у нас не должно быть секретов…

Ну да, да, сто раз уже слышали! «Семья, семья»! Нет, я, конечно, рада, что все они у меня есть, я их люблю, но иногда мне кажется, что мы… как бы это сказать? Слишком дружные, что ли. Ну, что можно бы оставлять место для секретов и какое-то… личное пространство, вот!

— Ну прости меня, старую, не подумала… — сказала тут бабушка.

Я чуть не грохнулась! Честно! Я даже забыла, что в туалет хочу! Чтобы у меня бабушка попросила прощения?! Или вообще кто-то из взрослых?!

Сейчас снег пойдет, честное слово!

Снег не снег, а Руслан пришел за великом после обеда — мы еще не всех малышей спать уложили. Сначала он долго маячил у забора, посматривал. Потом кивнул мне, потом махнул рукой: иди, мол, сюда! Вообще уже! Что я ему, мальчик на побегушках? То есть девочка. Ну, подошла.

— Можно велик взять?

Мне почему-то так обидно стало! Ему только велик и нужен! И я сказала ни с того ни с сего:

— А можно с тобой?

Он так нахмурился… я чуть не разревелась! Ну и пожалуйста! Ну и не надо!

— В смысле? На раме, что ли?

— То есть? Ой, нет, у нас еще есть! Я на своем.

Ну, то есть на мамином. Вот где справедливость? Почему он должен кататься на моем крутом велике, а я — на раздолбанном мамином? Мог бы предложить поменяться!

Не предложил. Так и поехали. Я за ним не успевала вообще-то. Прямо устала его догонять!

— Эй! — не выдержала все-таки, крикнула. — Подожди!

Он остановился и так посмотрел… в общем, надо было срочно что-то придумать, и я бухнула:

— А ты был на острове?

Сам не пойму: чего я такой мрачный? Я ведь даже обрадовался, что Лиза со мной поехала… Я, наверное, даже хотел этого. Но так себя вел… как последний придурок, в общем. Гнал на полной скорости, совсем ее не ждал, а у нее ведь велик старый, такая развалюха… Ехал, ругал себя и все равно ехал. Дебил я какой-то.

А потом она предложила на остров ехать. Я даже не слышал про такой. Он оказался у черта на рогах, мы ехали и ехали, а она все говорила:

— Еще немножко осталось!

Уже и дачи проехали, и кладбище. Поднялся ветер, и как-то потемнело небо. От близости кладбища, наверное. Я в этой стороне ни разу и не был. Может, Лиза давно хотела сюда поехать и боялась одна, поэтому меня позвала?

— Смотри! — закричала вдруг Лиза так, что я чуть не свалился.

Мы как раз выехали на открытое место, и в просвете между деревьями было видно реку и много неба. А в небе летели перекати-поле. Небо стало серым, темным, наполненным дождевыми облаками, и на фоне этих облаков, как потухшие китайские фонарики, плыли большие травяные шары. Лиза догнала меня и встала рядом. А я и не заметил, что остановился. Мы смотрели в небо. Там гулял ветер; чувствовалось, что он ровный, большой, сильный. Чувствовалось, что ему поднять с земли и отнести на другой конец земли вот эти перекати-поле ничего не стоит. И даже нас поднять — пара пустяков.

— Будет дождь, — сказала Лиза. — Вернемся?

— Далеко еще до острова?

— Нет, вон за той горкой.

Я помолчал. Возвращаться не хотелось. Скукота дома. А тут такой ветер и такое небо.

— Может, мимо пройдет.

И мы поехали дальше по еле заметной тропинке, которая расплеталась, разветвлялась и все время хотела увести в сторону, а над лесом, в суровом предгрозовом небе, очень высоко, плыли эти шары из травы. И было ощущение, что мы внутри какого-то кино и вот-вот начнется апокалипсис. Только соответствующей музыки не хватало.

Это был большой остров, заросший дубами, тополями и шелковицей. С трех сторон его обмывала мелкая теплая река Каришка, а с четвертой — глубокий и студеный ерик Холодный. Детям никогда не разрешали в нем купаться. Слишком холодной и темной была там вода, и казалось, что он таит в себе много омутов и водоворотов. Высокие крутые берега обрамляли его, и нигде не было ни тропинки, ни спуска, чтобы спокойно зайти в воду. Там, где Холодный впадал в Каришку, была песчаная отмель, по которой можно было перебраться на остров.

— А велики? — спросил Руслан.

— Да что с ними будет? Тут неглубоко, — и Лиза первая зашла с велосипедом в воду.

— Может, лучше велосипеды тут оставить?

— Ага, ты что! Уведут, и не заметишь!

— Да ну, тут нет никого. А так вода попадет в звездочки, еще заржавеют.

— Ничего не попадет, тут мелко! А разбрасывать по берегу велики, знаешь ли…

Лиза резко замолчала, но спина ее красноречиво выражала все, что она не сказала.

— Вообще-то это мой велик! Был… — сказал этой спине Руслан и зашел с велосипедом в воду.

Не так уж мелко тут было. Выше колен. Но для велосипеда, конечно, не страшно. Просто Руслану вдруг расхотелось на этот остров. Ну, доехали, посмотрели, можно и домой. Тем более что погода и правда испортилась, вот-вот ливанет. Но Лиза уже почти перешла отмель. Слов про то, что велосипед его, она, видимо, не расслышала или сделала вид.

— Тут тутовника много, — сказала она. — Здесь раньше хотели тутового шелкопряда разводить, но что-то там не получилось. Хозяйство развалилось, а деревья остались. Может, еще ягоды не отошли.

— Что такое тутовник?

— Не знаешь? — Лиза вытаращила глаза. — Ну, ягоды такие… черные. Они везде тут растут. Пойдем, поищем!

Руслан пожал плечами и пошел за Лизой вглубь острова. Тропинка шла в горку, и по песку тащиться было тяжело. Велосипеды оставляли на песке четкие следы: рубчики, линии, ромбы. Лиза смотрела на них и думала: почему Руслан так странно сказал про велосипед? И почему он вообще такой странный? Как будто она силком заставила его ехать с ней на остров! Сам ведь согласился.