Сергей Баруздин - Рави, Шаши, Снежок и другие

Все, кто приезжает в Египет, знают, что в нём есть пирамиды.

Американцы, англичане, французы, да и жители других стран, и мы, русские, знаем, что такое пирамиды и для чего они были построены.

Не у всех в детстве по истории была пятёрка! Важно, что это Египет, а значит, и пирамиды. Надо смотреть пирамиды. Обязательно! Иначе дома, когда вернёшься, что скажут?

И я так думал. Как же без пирамид?

Их много. Самые главные из них - пирамиды Хеопса, Хефрена, Джосера и Снофру, находятся на окраине Каира.

Там, как мне говорили, даже представление ежедневное бывает по вечерам. Название - «Свет и звук». Представление на английском, французском и немецком языках.

Но дни шли, а поехать к пирамидам мне никак не удавалось. Дела мешали.

Наконец поехал, но днём, а не вечером, когда идёт «Свет и звук».

Ладно! Что поделаешь! Хотя бы пирамиды посмотрю! А то в Москве не поверят, что был в Египте.

Мы с товарищем моим поехали к пирамидам. Поехали на нашем «козлике-газике».

- Мой «плимут», будь он проклят, вторую неделю барахлит, - сказал мне товарищ. - А этот «козёл» нас довезёт. А забарахлит, так с ним и справиться легко…

В диком потоке каирского автомобильного движения мы вырвались наконец-то на какую-то прилично-широкую улицу. Особняки - справа и слева. Рестораны - слева и справа.

Тут живёт такой-то, а тут - такой-то. Этот особняк - министр, этот…

Меня эти детали не интересуют: кто, где и как живёт. Даже у себя дома. Пусть живут, если есть польза общая…

И опять - ночной ресторан.

А где пирамиды?

- Вот они, пирамиды! - сказал мой товарищ.

Слева действительно были видны пирамиды.

Вот это - главное.

Мы свернули с великосветской дороги куда-то влево и поехали вдоль канала - не самого чистого как внешне, так и по запахам, и нас сразу же остановили.

Остановил верблюд - гордый, невозмутимый красавец, который смело шёл на нашу машину. Верблюд был как верблюд, но несколько театральный. Какие-то украшения на морде, и ещё слишком красивое седло в разных красках на спине, где качается чахлый горб.

Судя по всему, верблюду было безразлично смотреть на машину, на которой мы приехали, на меня и на моего товарища. Он даже не плевался. Он был выше этого. Но он знал службу и просто лёг рядом с нашей машиной, подставив седло: мол, залезай!

Товарищ мой, объяснившись с хозяином верблюда - старым арабом, отогнал машину на стоянку, вернулся и сказал

- На этого не садись. Пошли пешком.

Верблюд встал и пошёл за нами, даже лизнув меня в голову. Хозяин верблюда о чём-то говорил с моим товарищем, но он повторил мне:

- Пошли!

И мы пошли куда-то вверх. Там, кажется, были пирамиды. Очертания их я уже видел.

Но стоило нам пройти двадцать шагов, как навстречу появился такой же раскрашенный верблюд - опять гордый торжественный, - и рядом с ним мальчик, который что предлагал нам…

Ещё двадцать шагов по асфальту вверх, и уже три верблюда и три хозяина - два взрослых и юноша - бросаются к нам. Верблюды, при всей своей невозмутимой гордости, как по команде, ложатся на землю и подставляют мне и моему товарищу свои сёдла…

Но и тут мы отбились.

Чуть выше. Ещё, ещё выше…

- Вот пирамида Хеопса, - говорит мне товарищ, но…

Я вижу издали огромную пирамиду, но вижу и другое.

Ещё три верблюда с красивыми яркими попонами и сёдлами бросаются к нам.

Меня многое начинает смущать: «Где же твоя гордость, верблюд? Ты самое благородное и доброе животное! Ты, как и мы, отличаешься долготерпением. Но, увы, нет у тебя никакой гордости! Ах! Поучился бы у своих хозяев!

- Мистер! Сэр! Товарищ! - кричат нам хозяева верблюдов. опять от старых до молодых.

И все - наперебой. И все хлопают своих верблюдов, и они ложатся на асфальт, подставляя мне свою спину. Жаль бедных верблюдов. И, признаюсь, стыдно.

Но что-то надо делать.

- Ничего не поделаешь, - сказал мой товарищ, - придётся сесть.

Мы взгромоздились с ним на двух верблюдов. И куда-то поехали. Сначала, кажется, к пирамиде Хеопса, а может быть, и к другой пирамиде - Хефрена, или Скофри, или Джосера…

Не помню, к какой

Где-то мы даже фотографировались.

Часть этих снимков сохранилась. И у меня, и у моего товарища.

Но когда меня сейчас спрашивают об этой поездке и о пирамидах: где какая, - я ничего не могу сказать. Пирамида Хеопса и пирамида Скофри, пирамида Джосера И пирамида Хефрена - всё у меня перепуталось.

А вот верблюдов рядом с этими пирамидами вспоминаю.

- Ты слышал? - спросил меня сын.

- Что? - не понял я.

- Ну, папа! - сказала дочь. - Ты слышал «зи-зи»?

Каюсь, не слышал. Смотрели на даче по телевизору хоккей, и, может быть, я что-то пропустил.

- А что?

- Ну «зи-зи»! За окном, - сказал сын.

- Послушай внимательно! - наставительно сказала дочь. Она умеет так говорить.

Мы выключили телевизор.

И действительно за окном:

«Зи-зи! Зи-зи!..»

Будто кто-то дразнил нас.

«Зи-зи!..» - повторилось за окном.

Я открыл окно, и тут уже началось бесконечное: «Зи-зи! Цит!.. Зй-зи! Цит! Зи-зи!..»

- Слышишь? - спросила дочь.

- Слышу, - сказал я.

- Ия говорил, - сказал сын.

«Зи-зи! Цит! Зи-зи!..» - вновь раздалось в открытое окно.

- Мне это не нравится, - сказала жена. - Кто это? Я пошёл на улицу. Искал, никого не нашёл.

Наутро, когда только рассвело, мы ещё спали, опять в открытое окно раздалось:

«Зи-зи! Зи-зи! Цит!.. Зи-зи! Зи-зи! Цит!..»

Ну, что делать?

Опять вышел я на улицу и полусонными глазами стал искать того, кто так пронзительно кричит это «зи-зи! Цит!..».

И нашёл…

Сидит на ветке рябины малая птаха. Рядом с открытым нашим окном. Оливково-зелёная сверху. Шейка бледно-бурая. Над главами - белое кольцо. Пёрышки жёлтые, рыжеватые, бурые - все вместе, всё переливается в лучах восходящего солнца.

Посмотрела на меня птаха и, внимательно помолчав, повторила:

«Зи-зи! Зи-зи! Цит!.. Зи-зи!..»

- А? Это ты? - сказал я. - Я тебя знаю…

«Зи-зи! Цит!..» - ответила птаха.

- Ну, кто там? - спросила меня жена, когда я вернулся домой.

- Королёк, птица такая, - сказал я. - Старый приятель! Я его ещё в Африке видел…

Дочь и сын спокойно спали.

Королёк повторял и повторял:

«Зи-зи! Цит!.. Зи-зи! Зи-зи!..»

Но дети спали…

А королёк продолжал выдавать свои трели, никак не понимая, почему на него никто не обращает внимания.

До войны в Доме пионеров мы выращивали и воспитывали немецких овчарок. Потом передавали их торжественно пограничникам.

Мы знали, что причастны к чему-то великому. Пограничники с нашими собаками охраняли наши границы. И, значит, нашу революцию. Пограничники с нашими собаками ловили шпионов и нарушителей. Шпионов и нарушителей, которые были против нашей Советской власти. А Советская власть - что говорить! - наша, Советская!