Александр Харитановский - Молочный рейс [Камчатские были]

Наш отряд направлялся к подножию Авачинского вулкана. Ехали на вездеходе. Машину беспрерывно дёргало. Мы чуть не пробивали своими головами брезентовую крышу, кучей валились то влево, то вправо. Чувствовали себя точно в консервной банке.

Среди грохочущего шума до ушей донеслись какие-то совсем непонятные звуки, похожие и на писк и на свист. Мы недоумевающе переглянулись.

Один из вулканологов покосился глазами в угол машины, где с позеленевшим лицом, склонив голову, сидел средних лет мужчина — не он ли озорует. Это был литератор. Ему захотелось побывать на вулкане, испытать, как он выразился, романтику на своей шкуре.

Доехали до лагеря. Надели тяжёлые зубастые ботинищи — трикони, обвязали потуже снизу брюки, чтобы не попадал шлак. И двинулись вверх.

Дорога, точнее, тропинка была нами уже не раз испробована. Шли по ней привычно, как в городах ходят на близкую службу. Только наша «контора» — дымящийся кратер вулкана — находилась на высоте трёх километров и была отделена от долины ущельями, осыпями и сверкающим поясом ледника.

Иногда клубы неприятно пахнувших и едких газов скатывались прямо на нас. Тогда мы плюхались в снег и, захлёбываясь, набирали его в рот, чтобы смочить горло.

Миновали ледник. Крутизна склонов дошла до тридцати градусов. Нам ничего — привычно. Но вот литератор… Он с трудом плёлся в самом хвосте. Приходилось часто останавливаться и поджидать. Мы пропустили его вперёд и, опасаясь, что он свалится, стали поддерживать в спину ледорубами.

Но что это? Раздались те же странные трели. Доносились они снова со стороны литератора.

Ну конечно, это он. Как свистнет, так оглянется…

«Вот чёртов малый, — подумалось, — идти не может, а туда же, шуточки».

В полдень добрались к кратеру, к самому краю бездны. Передохнули, закусили и начали вынимать из футляров приборы.

И вдруг, совсем рядом, прямо под ногами… мышь!

Земля обожжена жаром, отравлена ядовитыми газами… И мышь! Глядит глазами-бусинками и не бежит никуда, словно поджидает нас.

— Экая дурёха. Как же ты сюда попала? — ласково проговорил литератор.

А верно, как?..

Пройти от подножия через трещины и ледники невозможно. Да и зачем мышонку такой подвиг?

— Может быть, для организма соли особые понадобились, — сообразил кто-то. — Лечиться пришла.

— Откуда ей знать, что такие соли на вершине вулкана?

— Инстинкт!

— Тепло искала, вот и лезла сюда, — предположил другой.

— Тепло?! Через ледники-то?..

Задала мышь задачу!

Когда мы собрались обратно, то оставили грызуну хлеба да кусок колбасы. Пусть жуёт…

Внизу снова разговорились — с чего это мышь в альпинизм ударилась? Да так и не додумались.

Вернулись на базу. Стали разбирать рюкзаки. Литератор, возвращая мешок, заметил:

— А вы мне рюкзак-то того, дырявый дали.

— Дырявый?! На складе получали, совсем новый.

— Да вот, смотрите, — и показывает на небольшую дырку.

— Так это же… — догадался кто-то.

Все, перебивая друг друга, воскликнули:

— Мышь! Наша мышь, — и, глядя на литератора, расхохотались.

А тот только глазами хлопает: «Чего же тут смешного?» Пришлось рассказать ему о подозрениях и… покаяться.

— Я и сам оглядывался, спросить собирался. Думал, вы свистите.

Всё стало на место. Мышь прогрызла рюкзак ещё па базе, чтобы полакомиться. А сбежать не успела. Так и оказалась на загорбке у литератора невольным пассажиром.

Через неделю мы опять пришли на вулкан. Мышь была на месте, возле нашей палатки. Покормили её и впрок оставили.

Так продолжалось всё лето. Но вот стукнули заморозки. Кратер опоясала снежная полоса. Совсем неуютно стало на сверкающем острие вулкана. И всё же мы решили сделать туда внеочередной рейс. Дело нашлось у каждого, и это было убедительно изложено старшему научному руководителю. Поход разрешили.

Мышь нас встретила как всегда. Поймали её, сунули в рюкзак — и в обратный путь. Спустились к подножию вулкана, подержали подопечную в ладонях поочерёдно и выпустили на пахнущую кедрачом землю. Поднялась она на задние лапки, крутнулась — только её и видели…

Такая уж порода неблагодарная!

Кто не знает сказки об умной курице, снёсшей старику со старухой золотое яичко! Но то сказка, а я расскажу быль.

В камчатском селе Старица у рыбака дяди Сергея жила-была Пеструшка. Я сказал «была» и не оговорился. Дело в том, что Пеструшкин секрет обнаружился лишь тогда, когда её закололи для супа.

Потрошит курочку Анна Григорьевна, жена дяди Сергея, и видит — из куриного зоба выпал кусок жёлтого металла. Взяла на ладонь — тяжёл.

— Муж! — кричит.

Дядя Сергей подошёл, покидал слиток из руки в руку.

— Любопытно, — молвил он.

Сбежались соседи. Нашёлся среди них и рудознатец, заведующий аптекой.

— А ведь это, пожалуй, золото самородное, — сказал он.

Взвесил находку на точных аптекарских весах. Два грамма!

— Давайте испытаем для верности, — предложил.

Опустили слиток на ночь в серную кислоту и туда же для сравнения кинули трёхкопеечную медную монету. К утру от трояка осталась лишь коричневая, тонкая, как бумажка, пластинка, а самородок поблёскивает, и хоть бы что. В весе ничуть не убавился.

— Точно, золото! — подтвердил аптекарь.

Но откуда Пеструшка золото взяла, где заклюнула? Вздумали было проследить всю её птичью жизнь, да больно стара и у разных хозяев побывала.

Теперь в каждой избе призадумались… А вдруг и их куры с самородками ходят! Самых нетерпеливых одолевала забота выяснить это сейчас же, немедленно. И курицы в деревне начали заметно редеть…

— Праздник у тебя, что ли, какой? — спрашивала с усмешкой Марья Дарью, переступая порог дома. — Больно жаркое пахнет.

— А я иду вчера мимо вас, — не оставалась та в долгу, — чую, пером палёным несёт. Даже во двор заглянула, уж не пожар ли, — многозначительно добавляла Дарья.

Но больше всех неймётся соседке дяди Сергея. Краснощёкая расторопная тётка Фёкла, как её звали на селе, любила торговать на базаре. Осенью с десяток старых кур продала, а сейчас из-за этого потеряла сон.

«Непременно в них золото было, — сокрушалась она, — как бы сгодилось, давно собираюсь зубы вставить».

Кормит кур, а у самой думка — какую колоть? По одной, по одной, да так всех и переколола. Но в зобах у птиц оказался только песок и обыкновенные камушки, которые они заглатывают, чтобы пищу легче перетирать — вроде жерновов.

— Приподняло бы вас да хлопнуло! — негодовала она на соседей. — Взбаломошили своей Пеструшкой. Покоя нет, — уже не известно, в чей адрес сыпались ругательства.