Иван Василенко - Звездочка. Повесть

Случилось это так.

Однажды в училище донеслось из сквера гортанное пение. Время было послеобеденное, свободное. Ребята высыпали в сквер. Перед зданием стоял подросток в пестрых лохмотьях. Огненные глаза с блестящими белками, коричневая кожа лица, на ворохе вьющихся иссиня-черных волос - маленькая розовая кепочка. В руках он держал гитару с огромным красным бантом на грифе, а у ног его сидел пес волкодав с репейниками в бурой клочковатой шерсти и с досадой смотрел куда-то в сторону маленькими, как у медведя, глазами. Живописный подросток поклонился на три стороны и на ломаном русском языке сказал:

- Начинаем интересный представлений. Гриша, ходи!

И заиграл марш.

Пес не спеша поднялся на задние лапы и с мрачным видом зашагал по скверу.

- Правый! - крикнул оборвыш.

Пес что-то проворчал и с досадой повернул направо.

- Левый!

Пес повернул налево. Но вдруг сел и ожесточенно заскреб лапой за ухом.

- Ходи! Ходи! - кричал оборвыш, пиная пса ногой.

Пес бросил чесаться и упрямо прижался к земле.

- Не хочет! - огорченно сказал оборвыш. - Ничего, он сычас другой сделает, он сычас скажет «мама».

Оборвыш нагнулся, сжал собаке пальцами челюсти и наступил ей на хвост.

- Магму!.. - вырвалось из закрытой пасти собаки.

По скверу прокатился смех.

Паша вдруг вспомнил, что однажды Сеня Чесноков, засыпая после отбоя, сонно сказал: «А я знал собаку, которая умела говорить «мама». Степа Хмара немедленно стал доказывать, что таких собак не существует, так как речь у собак нечленораздельная, но Сеня уже спал.

Едва Паша об этом вспомнил, как раздался крик:

- Петро!

От здания бежал Сеня. Оборвыш заморгал и в испуге попятился. Сеня подскочил, схватил его в объятия так, что с головы оборвыша слетела розовая кепка, повернулся, стремительно прижал к себе собачью морду и опять обнял мальчика.

Ребята, раскрыв рты, с изумлением смотрели на эту встречу. Маруся Родникова от удовольствия хлопала в ладоши.

Конечно, всем было интересно поскорее узнать, откуда у Сени такое знакомство, почему он так радуется, а бродяга, наоборот, в испуге пятится от него. Но Сеня на этот раз был немногословен.

- Однополчанин, - важно отвечал он на все расспросы.

«Артиста» и его собаку накормили. Засунув в карман остаток хлеба с сыром, он боком стал выбираться из толпы, явно обнаруживая желание поскорее улизнуть от своего «однополчанина». Не тут-то было: Сеня крепко взял его под руку и пошел провожать.

С ними увязалась и Маруся.

Только вечером, после отбоя, когда все разделись и улеглись в постели, Сеня рассказал про оборвыша с собакой. Оказалось, что Петро - бессарабский цыган. В Яссах он явился в эскадрон и до слез насмешил бойцов своим аттракционом. «Э, - подумал Сеня, - такого хорошо использовать в разведке». И с разрешения командира уговорил Петро остаться при эскадроне. Прослышав, что в Советском Союзе каждый гражданин может сделаться ветеринарным врачом (к ним цыганенок имел непонятное пристрастие) и даже директором универмага, Петро после войны поехал с Сеней в Москву. В вагоне, не доезжая Киева, он вздумал проверить, правильно ли то, что ему говорили, и спросил одного лейтенанта. Лейтенант сказал: «Не только директором универмага - министром каждый может сделаться. Только надо хорошо учиться и честно работать». Петро задумался и думал до самой ночи: ни работать, ни учиться он не привык. А ночью вышел с Гришей на какой-то станции и больше не вернулся.

- Понимаете, - закончил Сеня, - дал я ему свои часы поносить. Так он, уходя, и часы унес. То ли забыл снять, то ли сознательно… А часы были флотские, непроницаемые. Ох и часы ж!

- Э-э, - сказали ребята, - потому он и пятился от тебя!

- Продукт капитализма, - заключил глубокомысленно Степа Хмара.

На другой день Паша заметил, что Сеня все шепчется с Родниковой. У обоих был вид заговорщиков. Они шептались и в коридоре, и в учебной мастерской, и в столовой перед обедом. Потом их видели у трамвайной остановки. Сеня вскочил в трамвай, а Маруся помахала ему рукой.

А вечером, когда все общежитейцы (так называли себя ученики, жившие в общежитии) выстроились в клубном зале на вечернюю поверку и дежурный комендант, читая список, выкрикнул фамилию Сени, никто не откликнулся.

- Староста? - нетерпеливо сказал комендант.

Степа Хмара встрепенулся и запоздало доложил:

- Ученик пятой группы Чесноков Семен отсутствует по неизвестной причине.

Отсутствует по неизвестной причине! Какой удар по 5-й группе, которая до сих пор шла в соревновании впереди всех групп! Вместе со своей группой Паша машинально поднимался по цементным ступенькам в спальню и почти не разбирал, что говорил ему Степа Хмара. А Степа Хмара шептал:

- Понимаешь, он однажды сам выболтал, что бродяжничал с цыганом и собакой целый месяц. Это потом от него цыган сбежал, а раньше они вместе ходили по разным городам и деревням. Ходили, ходили, потом Сенька сказал: «Хватит. Надо учиться!» Цыган взял и удрал от него. Понимаешь теперь, в чем дело?

- Не понимаю, - удрученно сказал Паша.

- Да о чем ты думаешь? - рассердился Степа Хмара. - Тут же просто: Сенька увидел цыгана и опять пошел бродяжничать с ним. Потянуло, понимаешь?

- Ты что болтаешь! - испугался Паша и даже остановился на ступеньке, от чего и вся группа остановилась позади и затопала на месте. - Он сейчас вернется. Может, на трамвай не попал…

- Да, вернется! - скривил губы Степа. - Как бы не так! Кто раз побродяжничает, того всегда тянуть будет. А тут еще Маруська Родникова подбивать стала. Я сам слышал, как она говорила: «Счастливый тебе путь! Шагай, не сомневайся».

- Маруська? - Паша сжал кулаки.

- Ну да. Она же сумасшедшая. А может, с расчетом. Пусть, мол, в пятой группе незаконная отлучка будет, тогда знамя передадут третьей группе. Ты знаешь, какая она самолюбивая, Маруська эта!

Утром только и говорили что об исчезновении Мюна.

Паша ходил сумрачный. От злобы на Родникову у него даже в груди было тяжело. И все думал, как поскладнее рассказать Михайлову, чтобы тот понял все сразу и сразу же дал Маруське взбучку. Да что взбучку! За такое дело прямо надо комсомольский билет отобрать.

- Товарищ Михайлов, - начал Паша, войдя в комитетскую, - это все Родникова, это все от нее идет…

- Правильно, от нее, - весело подхватил Михайлов. - Молодец девочка!

Паша оторопело уставился на комсорга, а тот сунул ему в руку какую-то мелко исписанную бумажку и так же весело продолжал:

- Вот хорошо, что ты зашел! Разыщи Сашу Городищева из седьмой группы слесарей и поезжай с ним в Дом инвалидов. Тут адрес написан. Разузнайте все и доложите на комитете. Это дело такое, что откладывать нельзя, сам понимаешь.

С чего он взял, что Паша сам понимает? Паша не понимал ничего и так смотрел на Михайлова, что тот даже удивился: