Василий Подгорнов - Тропинки в волшебный мир

— Дедушка, а соты они из чего делают? Тоже из воска?

— Куда им! Они и гнездо свое, и соты — все из бумаги делают. Берут прошлогодние листья, пережевывают и из этой массы лепят соты и гнездо. Получается все словно из бумаги, временное, одним словом. Куда им до пчел. Нет, дети, еще раз скажу вам: будьте трудолюбивы, живите дружно да мирно, как пчелы, тогда всем на земле хорошо будет. А осы — это агрессоры беспутные, им во всем далеко до пчел. Пчелы мудрецы! Вот летом, к примеру возьмем, забежала в улей мышь или ящерка. Сторожа не в силах не пустить мышь или ящерку в улей, посторонятся. Но только мышь, это, зайдет, сейчас же одна из пчел жалит ее в самое чувствительное место, в нос, словно чует ахиллесову пяту. Мышь тут же умирает.

Но пчелы не терпят у себя в гнезде ничего лишнего и постороннего. Как же быть с мышкой? Ведь пчелам ее не вытащить из улья, И все бы это не беда, но ведь мертвая мышь будет разлагаться, пойдет от нее нехороший запах, и пчелы это хорошо знают, Как им быть? Что бы вот вы на их месте сделали?

Ребята засопели носами, не зная, что ответить.

— А пчелы очень просто выходят из такого положения, — продолжал дед Никита. — Они сейчас же начинают эту мышь заделывать воском и своим клеем-прополисом. Всю ее залепят от головы до хвоста, и так, что мышь вся разложится, а в гнезде у пчел ну ни капельки никакого запаха. А уж потом, когда все там под восковым покрывалом подсохнет, пчелы по отдельным косточкам выкинут из улья всю эту мышь. Ну, не мудрецы ли?

— Хитрые! — обрадовались такой остроумности пчел ребятишки. — Ну, прямо умницы!

— Вот и я об этом же говорю.

Шумел листопад. Золотистая мгла повисла над лесами. Стояли последние дни «золотой осени. Ветер безжалостно срывал с деревьев листья и устилал ими землю, потеплее укутывал босые ноги деревьев. Многие птицы уже сбились в стаи, готовились к дальнему отлету в теплые страны.

Совсем присмирели пчелы. Теперь они очень редко выглядывали из ульев. Больше сидели в полусне, сбившись в зимний клуб.

Похолодала вода. Озеро стало темнее, словно над чем-то призадумалось. Ряска опустилась на дно. Караси забились в ил и больше не попадались в верши деда Афанасия.

Но старик не унывал. Теперь по утрам он брал с собой ружье, корзину и на весь день уходил в лес. Вечером приходил радостный, приносил полную корзину грибов, связку молодых тетеревов, вальдшнепов, рябчиков.

— Слышь, Никита, — как-то, вернувшись из леса, сказал сторож. — На горелом болоте нынче страсть сколько уродилось клюквы. Заходил сегодня туда пострелять бекасов, а клюквы — ну прямо все усыпано. Да вся крупная, спелая. Надо бы сходить пособирать малость на зиму. Больно хороша ягода для зимы.

— Клюква — это хорошо, — согласился дед Никита, — давай утречком сходим пособираем. А то прознают в селе — враз все болото очистят и нам ни одной ягодки не оставят.

Утром еще затемно старики отправились на горелое болото.

Клюквы и впрямь было много. Едва солнышко пригрело землю, у стариков уже было набрано по корзине отборных ягод. Да и брать клюкву хорошо. Поднял одну ягодку, а за ней как снизка пламенных бус потянется. Шмыг между пальцев — и целая горсть ягод в корзине.

— Афанасий, пойдем! — окликнул дед Никита сторожа. — Некуда уж класть. Пора домой.

— Ты пробирайся, Никита, к берегу, вон к той сухой осине. Там обожди малость, а я схожу вглубь, гляну — прилетают сюда на кормежку тетерева или нет.

Афанасий, хлюпая по мягкому сырому мху, пошел дальше в болото, а дед Никита, взвалив на плечо тяжелую корзину с ягодами, стал пробираться к берегу.

У толстой гнилой осины старик снял корзину, сел на припеке и, наслаждаясь теплом ласкового осеннего солнышка, закурил свою трубочку и стал ожидать сторожа.

Афанасий лазил по болоту с полчаса.

— Тетеревов не видно. Значит, куда-то в другое место летают на кормежку, — заявил он, вылезая на сухой берег, — А вот белой куропатки много. Семей десять спугнул.

— Тише! — оборвал его дед Никита, — Никак где-то пчелы шумят? Не слышишь?

— Чего-то нет!

— Шумят. Честное слово, это пчелы. Только вроде холодновато для пчел. Может, осы?

Старик поднял голову и сразу же заметил на толстом стволе осины, на высоте с полдерева, маленькую щель, над которой вились пчелы.

— Так это настоящие дикари! — радостно воскликнул дед Никита. — Домашние пчелы сейчас сидят и носа не высунут, а этим малые холода нипочем. Видишь, летают. Должно, с вереска мед несут. Сейчас только один вереск цветет, Вот нашли где поселиться, на болоте! Кто бы мог подумать! Может, это те самые дикари, которые от нас улетели?

— Вряд ли, — усомнился дед Афанасий, — Больно уж близко от пасеки. Наши, должно, верст за десять, а то и дальше ушли.

— Нет, должно, наши! — уверял дед Никита. — Весной я был тут, у самой этой осины с полчаса отдыхал, а пчел не видел и не слышал. А весной как бы их не заметить, если у них самая жизнь только началась?

На пасеку старики возвратились радостные. Ночью они взяли топор, веревки, пилу и пошли за пчелами.

Дикари не сопротивлялись. Они словно чувствовали, что здесь, на болоте, им не дотянуть до весны, Да и запасы меда уже стали закисать. Незрелый, водянистый мед пузырился в ячейках сотов, вытекал, пачкал соты, пчел, заливая трухлявое дно дупла.

Этим же утром дед Никита пересадил дикарей из привезенного дупла в новый улей на рамки с чистым липовым медом.

— А куда эту кислятину денем? — спросил дед Афанасий, показывая на разломанные соты пчел-дикарей, залитые незрелым закисающим медом. — Все же добро, как-то жаль выкидывать.

— Зачем выкидывать? Сегодня же да этом меду квас поставим. Еще какой будет!

Три дня лил надоедливый осенний дождь, сбивая с оголенных деревьев последние, Кое-где уцелевшие листья. Лес намок, почернел. Смолкли голоса птиц. Многие из них уже давно откочевали на теплый юг.

Словно вымер и пчелиный городок. Пчелы окончательно собрались в зимний клуб, сидели спокойно и тихо, как на зимнем покое.

Скучно стало на пасеке.

Все кругом опустело, вымерло. В лесу не стало ни ягод, ни грибов. Только изредка на старых пнях можно было еще отыскать семейку запоздалых опенок.

Дед Никита изо дня в день ждал из села людей, чтобы убрать с пасеки ульи в теплый омшаник. Но дождь не унимался, и люди, видимо, только из-за него и не шли.