Константин Курбатов - Чуть-чуть считается

– Тебе что сказано? – совершенно начал выходить из себя Федя.

Никакой реакции.

– Сейчас ведь и в самом деле получишь, – несколько растерявшись от столь несгибаемого упорства, в последний раз предупредил Федя.

Результат оказался тот же.

И тогда Федя, чтобы окончательно не потерять к самому себе уважение, сгрёб в охапку молчаливого нахала. Обнявшись, они клубком покатились на зеленеющий газон. Сверху, навалившись медведем, сразу оказался Федя. Мальчишка отбивался слабо. И Федя случайно заехал ему по носу. Он даже и не заметил, как заехал. Но на верхней губе у мальчишки сразу расплылась красная клякса.

Однако опомнился Федя лишь тогда, когда сквозь всхлипывания и тяжёлое пыхтение соперника прорвались какие-то непонятные слова. Слова прозвучали явно не по-русски. И Федя, застыв на четвереньках, оторопело уставился на противника. Мальчик сидел, неуклюже подвернув под себя ноги. Он прерывисто дышал и всхлипывал.

– Ты… – проговорил Федя, – этот самый? Турист что ли? Иностранец?

– Иес, – обиженно закивал мальчик, размазывая под носом красное.

– Витя! – ужаснулся Федя. – Мы же с тобой… А он, оказывается, и не наш вовсе.

– Мы! – передразнил Витя. – Не наш. Я его и пальцем не тронул, твоего не нашего. Ты видел, чтобы я его трогал? Что ты вообще-то на него кинулся?

Ребята с чрезвычайной осторожностью подняли с травы пострадавшего. Со всех сторон его отряхнули и пригладили. Витя даже хотел ему своим собственным платком под носом вытереть. Но мальчик не дал, чтобы ему вытирали под носом чужим платком.

– Ты только не обижайся на нас, – говорили иностранцу Витя с Федей, прихорашивая его. – Мы ведь не знали. Сидишь тут прямо… Ты не обиделся?

Им показалось, что он всё-таки обиделся. И тогда Витя вспомнил про значки. Витя выгреб их из кармана и насыпал в ладонь пострадавшему. Все значки, что у него были. На все два рубля.

– Держи, – бормотал Витя. – На память. Держи, держи. Не стесняйся.

Робко покивав, мальчик что-то по-своему сказал и убежал вниз к пристани. Вроде он больше не обижался. Он даже немножечко улыбнулся.

А Витя с Федей переглянулись и решили, что нужно срочно смазывать пятки. Пока обошлось всё более или менее благополучно.

И они бы, разумеется, удрали подальше от опасного места.

Их подвела Люба. Она куда-то намертво запропастилась. Витя предложил бежать без Любы. Но Федя ни в какую. Мало ли что с Любой могло случиться, считал Федя. Раз сюда пришли вместе, значит, и отсюда вместе.

Бросились искать Любу. Туда, сюда – нету.

И вдруг на Витино плечо молча легла рука. Витя оглянулся и обмер. Перед ним стоял иностранный мальчик. Стоял и с застенчивой улыбкой протягивал Вите цветную, точь-в-точь из-под конфет, коробочку. Витя сначала так и подумал, что это конфеты.

Под носом у мальчика было уже сухо. И ничто в нём даже не намекало на недавнюю потасовку. А на коробочке с непонятными надписями ярко синело небо и желтели роскошные ананасы.

– Да не нужно нам! Зачем? – хором отнекивались сконфуженные Витя с Федей.

Но мальчик не стал их слушать, сунул Вите в руку коробочку и убежал. В коробочке оказалось пятьдесят долек жевательной резинки.

Куда её было девать? Жевать самим? Так это на троих на целый год. Да и очень уж хотелось похвастать в классе, как у них здорово получилось с иностранцем. Но похвастать и не принести резинку – кто же поверит их рассказу. Ясно же, скажут: враки.

Они – не Вася Пчёлкин. Они принесли в класс резинку просто так, без всякого обмена и какой-нибудь личной выгоды. Они раздали каждому по дольке. А некоторым досталось даже и по две.

Кто из класса их предал, неизвестно. Только с третьего урока Витя с Федей попали на эшафот. И вот теперь рука Ивана Грозного терзала телефон.

– Та-ак,- устало протянул наконец Иван Грозный, убирая руку с телефона. – Крепкие вы, я смотрю, ребята. За такими – как за каменной стеной. Ладно, сдаюсь. Но чтобы две договаривающиеся стороны могли найти общий язык, каждая из сторон должна пойти друг другу навстречу. Я готов уступить. Я обещаю: всё, что вы мне сейчас сообщите, останется строго между нами. Никто ни о чём не узнает, и вам ничего не будет. Устраивает? Отвечайте, где вы взяли резинку? Ну!

За окном кабинета нудно шелестел дождь.

– Где?

У Вити от напряжения взмокла спина. Ещё немного такой пытки, и он бы наверняка не выдержал. Он и так не сдавался лишь из-за Феди. Был бы один, давно рассказал о необыкновенном воскресном происшествии. Тем более, что завуч пообещал, что им ничего не будет. Но не станешь же выдавать Федю. Ведь это Федя, а не Витя, набросился на того мальчика. И по сути дела резинка появилась только благодаря Феде. Значит, Феде и говорить. А если он не хочет, то, значит, не хочет.

– Где? Молчите? Хорошо, я вам помогу. Думаете, я не знаю, где вы её взяли? Знаю, но хотел услышать это от вас самих.

Витя с Федей переглянулись.

– Ну! – сказал завуч. – Снова Пчёлкин из шестого «а»? Так?

Может, Федя слишком резко нагнул голову? Или он сознательно кивнул? Витя же отлично видел, как Федя кивнул. И завуч, разумеется, видел тоже. И понял Федин кивок так, как нужно.

– Ладно, – заключил завуч, – будем считать, что вы мне ничего не говорили. Отправляйтесь на урок.

Они молча побрели обратно по пустому коридору А возразить Ивану Грозному, сказать: «Нет, это совсем не Вася Пчёлкин» – Витя почему-то не смог. Наверное, потому, что не хотел подводить Федю. Раз Федя кивнул, значит, решил кивнуть. Чего же Витя будет возражать? Один, выходит, кивает, другой – возражает. Так, что ли? И потом, завуч твёрдо заверил: никто ничего не узнает. Чего ж тут возражать, раз никто ничего не узнает?

А Васе Пчёлкину всё равно за семь бед один ответ. Сколько он уже перетаскал в школу этой самой жевательной резинки! И не сосчитаешь, сколько! Почему же теперь отвечать сразу должны Витя с Федей. Всего-навсего один-единственный разочек принесли – и сразу отвечать. А Васе Пчёлкину хоть бы хны!

Наверное, нету ничего хуже на свете, чем предательство. Предатель – самый гадкий и противный человек на свете. Вот кто, интересно, побежал и накляузничал Ивану Грозному на Витю с Федей? Они тому человеку доброе дело сделали, просто так резинку ему дали, а он побежал докладывать завучу.

Узнать бы, кто этот предатель, – ух, Витя бы ему с Федей!

А если Пчёлкин узнает, как получилось в кабинете у завуча?

Но ведь Федя ничего и не сказал про Васю Пчёлкина, только кивнул. Всего лишь навсего кивнул головой. Молча.

Выходит, Федя не наклеветал на Пчёлкина?

Или всё равно наклеветал?

Может, клевета и предательство – как те пароходы? Там ведь всё равно – на минуту ты опоздал или на час, пароход так и так ушёл.