Юрий Вебер - Разгаданный секрет

…В то утро рыбная ловля, конечно, не удалась. Семенов вытянул леску, осторожно снял с крючка трепыхавшуюся рыбешку и бросил ее в реку: «На, живи!» Ему надо скорее в город. Кого-нибудь увидеть, кому-нибудь из близких рассказать, что он придумал!

К Николаю Васильевичу неудобно домой в воскресный день. Тогда к кому же? Конечно же, к ней, к Шурочке!..

Они долго катались на лодке вокруг островов, плыли на стрелку. И Дмитрий, часто бросая весла, все рассказывал, представляя на ладонях, как должны ходить плитки между притирами и как верхний пружинит на микронах.

Шурочка смотрела на него счастливыми, смеющимися глазами и на все его рассуждения отвечала:

- Ой, дурень! Ну не дурень ли!..

И обдавала брызгами, весело искрящимися на солнце. А он уже ни на что не обижался.

…На другой день, когда Николай Васильевич узнал от Семенова о его идее поплавка, он ответил не сразу. Переложил на столе инструмент, принадлежности для ручной доводки, смахнул пылинку и вздохнул:

- Это, знаешь, так удивительно, твой поплавок, ни на что не похоже! Трудно на взгляд поверить. Но ты держись, веди до конца, даже если я начну тебя отговаривать, - улыбнулся мастер. - Сам понимаешь: если ты окажешься прав, то все это станет ненужным. - Он кивнул на свой стол. - А расставаться с этим нелегко. - И в его голосе послышалась грустная нотка. - Так что держись!

Пока была только голая идея. Ее надо облечь в конструкцию, ввести в какой-то механизм. И первое, что возникало: с какой же силой должен лечь верхний притир на плитки? Если этого не знаешь, то нельзя использовать и самую идею поплавка. Можно сделать притир настолько массивным и он так прижмет плитки, что их и не сдвинешь. А сделаешь притир слишком легким - снятие металла прекратится. Где же она, эта золотая середина?

Никто этого не знал. Семенов сам стал исследователем, вторгаясь с опытом в те стороны доводки, которые считались до сих пор лишь уделом неуловимых ощущений. Но теперь он понимал, что именно необходимо примеривать по человеческой руке. Все зависит от правильного нажима.

Часами можно было видеть его за странным занятием. Перед ним стояли торговые весы. И вот, положив на одну из чашек обычный притир, он начинал вести доводку плиток рукой, по всем правилам тонкого искусства. А гирьками на другой чашке уравновешивал давление пальцев на плитку. В зыбком, доморощенном опыте пытался он перевести чудодейственную работу руки на цифру, на язык граммов и килограммов.

И он нашел примерный вес, каким должен обладать его притир-поплавок.

Стала складываться постепенно и реальная схема его устройства. Поплавок не просто кладется на плитки, а подвешивается на этаком хоботе, коромысле, как на удочке. Можно ввести еще легкую пружину. Все для того, чтобы придать поплавку чуткую эластичность руки. Конечно, сама подвеска не решала еще задачи равновесия. Она не могла предохранить притир-поплавок от качки, которой так боялся Семенов. Равновесие должно достигаться само собой, естественно. А как?..

Хотя он и понимал, что здесь таится еще уязвимое место, но великая надежда всех изобретателей уже вселилась в его сердце, стучала нетерпеливо. Все должны оценить, одобрить его первую находку.

Схему поплавка увидел молодой Кушников.

- Красивое решение! - не удержался он, глядя на неказистый, грубый набросок. И не нашел, чтобы в этой идее было какое-нибудь прегрешение против науки.

Леонид Кушников заканчивал в то время институтский дипломный проект, и его мнение звучало для Семенова авторитетно. Отец и сын - строгие ценители - как будто признали поплавок. Семенову казалось, что вот оно, изобретение. Оно существует, дорога перед ним открыта.

Если бы он только знал, как сильно ошибался!

То, что Семенов придумал способ механизировать доводку плиток, стало постепенно известно всем членам артели. Но, против его ожиданий, это известие не вызвало всеобщего восторга. Лишь близкие его дружки - двое братьев Ильиных - выразили тотчас свое безоговорочное восхищение. Они вместе с ним учились в школе фабзавуча, он привлек их потом в артель, и уже по долгу дружбы считали они обязательным поддержать «своего». Большинство же мастеровых отнеслись к его изобретательству настороженно. За что взялся - за плитки! Да тут сам черт ногу сломает! Бывали уже тут механизаторы-то, а что толку? И, оказывается, не так уж мало людей помнили о жимках, но помнили главным образом, какая постигла их неудача.

Семенов ждал, что скажет та комната, где сидели старые мастера, художники доводки. Как примет «могучая кучка»? А комната молчала. Но это не было молчанием безразличия. Постепенно он стал ощущать, как от некоторых ее обитателей, наиболее коренных, повеяло глухим неодобрением. И первым выразил его дядя Вася.

- Эге! - заметил он однажды в присутствии Семенова. - Хотят руку, живое творение, пружинкой заменить. Скоро заводную скрипку объявят…

Он возбужденно поднял руку, будто заклиная, расправил пальцы - желтоватые, натруженные, но чуткие, как у музыканта, пальцы лекальщика. И, вероятно, сказал бы еще что-нибудь более ядовитое, если бы не встретил пристальный, укоризненный взгляд Николая Васильевича. Знакомый всем взгляд поверх пенсне, который действовал часто сильнее самого громкого слова.

Но вскоре дядя Вася опять бросал какое-нибудь замечание насчет мечтателей и фантазеров. А окружающие поддерживали его обидной ухмылкой.

Семенов мрачнел. Пытаясь доказать свою правоту, вынимал тетрадный листок с рисунком поплавка-притира.

- Бумага, она все терпит, - не унимался дядя Вася.

В его усмешках сквозило не только неверие, но и затаенная тревога. Трудно было вот таким, как дядя Вася, отрешиться от всего сложившегося опыта и вдруг поверить, что их мудреное, почти таинственное рукоделие действительно можно перевести на механизм. Как поверишь? Против себя? А что же будет с их редким мастерством, с тем особым положением, какое оно давало? Столько было вложено лет упорного труда в это рукоделие, столько рабочего таланта, души. Неужели же от всего отказаться, если и впрямь грянет эта механическая музыка?

Странно, а все-таки сомнения, насмешки, которые слышал Семенов вокруг, оказывали ему даже услугу: они заставляли полнее и лучше продумывать подробности будущего механизма. В спорах отстаивал Семенов свою идею, стараясь найти в ее подкрепление новые доказательства.

Вы говорите, механизм не может повторить все движения руки? Все - не может. Но необходимые для доводки, строго необходимые - и может и должен. Даже больше: механизм не будет никогда делать лишних движений.

Вы пугаете, что нельзя водить плитки все время по одному месту на притире? И что доводчик всегда потрет рукой то в одном месте, то в другом? Ну что ж, значит, и у меня они должны примерно так же прогуливаться между притирами, с «вариациями». Только более строго, а не как попало. Плитки можно пустить так, чтобы они двигались и вперед и вбок одновременно. Двойной ход заставит их выписывать между притирами сложные узоры, «зигзаги». Прогулка пойдет по широкой площади. Это вам почище, чем рука!