Валентин Берестов - Меч в золотых ножнах

Каждый сколько-нибудь определенный, или, как мы говорим, профилированный, черепок мы рисуем в полевых дневниках, описываем, из какого теста он сделан, есть ли примеси, хорош или плох обжиг, какого цвета черепок, чем нанесен узор: кистью, палочкой, штампом или просто ногтем по сырой глине. Все идет в дело, все - примета своего времени.

Коварные физики, разрабатывая новые методы датировки с помощью таинственных изотопов, грозят обесценить наши черепки. Но я уверен, что битая посуда устоит перед их натиском. Кроме даты, керамика дает понятие об искусстве гончаров и, неся на себе печать вкусов древних народов и племен, позволяет установить границы их расселения, их связи, их смену, культурные влияния других областей.

Приблизьте к глазам черепок, сделанный на гончарном круге, и вы увидите тоненькие бороздки, оттиснутые пальцами гончара в тот момент, когда они поддерживали и формовали вращающийся сосуд. Так выглядят звуковые бороздки на патефонной пластинке. И приходит странная мысль: а вдруг когда-нибудь изобретут такую иглу, такую чуткую мембрану - словом, такой совершенный звукосниматель, что под ним зазвучат голоса тех людей, от кого остался только легчайший узор пальцев. Но, увы, прошлое беззвучно, и даже изотопы тут не помогут.

А ведь были же в те далекие времена музыка, поэзия, были танцы, песни, мифы и сказки, были математические труды и философские трактаты, донесения послов и записки путешественников и, наконец, счета и накладные, эти неизменные спутники цивилизованного человека, были хроники и сочинения историков, были архивы и библиотеки.

«И всеми способами рассеял и уничтожил Кутейба всех, кто знал письменность хорезмийцев, кто хранил их предания, всех ученых, что были среди них, так что покрылось все это мраком и нет истинных знаний о том, что было известно из их истории во время пришествия к ним ислама», - так горевал великий хорезмский ученый Абу-Райхан аль-Бируни спустя два века после катастрофы.

Находка документов при раскопках - чудо, а чуда не запланируешь. Однажды на Топрак-кале, где нашли множество документов, записанных на коже и на дереве, оно уже произошло, может, оно случится сегодня же на двадцать восьмом… Но даже тогда черепки не утратят своей ценности. А пока пусть вещи скажут все, что они могут сказать.

И я опять прикладываю к бумаге и старательно обвожу карандашом профиль еще одного черепка.

- Валентин-ака! - послышалось из попутной машины. Сквозь густую пыль я успел разглядеть знакомое лицо. Козы Реимов! Я давно не виделся с ним. Интересно, помогла ли ему моя характеристика?

Дело было так. Мне очень не повезло. На крепости Куня-Уаз я раскопал слишком много керамики. На нее не хватило ни оберточной бумаги, ни шпагата. Я заполнил керамикой ящики и решил по-настоящему запаковать ее на нашей базе в Куня-Ургенче.

И вот я сижу и пакую. Пишу этикетку, аккуратно складываю черепки, чтобы они не болтались в пакете, делаю пакет, перевязываю его шпагатом, пишу на нем то же самое, что и в этикетке: название экспедиции, отряда, крепости, номер раскопа и помещения, глубину, на которой была найдена эта проклятая керамика, дату ее находки. Подобные операции я повторяю десятки раз, потом складываю пакеты в ящик, забиваю крышку и снова пишу черной тушью на стенках ящика различные данные. И так уже второй день, с утра до вечера.

Мои товарищи, закончив раскопки, отдыхают перед дальним маршрутом. Город недалеко от базы. Они едят рыбу в рыбожарке, пьют чай в чайхане, стригутся в парикмахерских, покупают на базаре и там же уничтожают огромные арбузы, каждый вечер ходят в кино, купаются в арыках, а здесь, на базе, дремлют в палатках, читают, пьют шампанское и рассказывают анекдоты. Ко мне - будь они неладны! - даже не подходят. «Не хотим, - говорят, - отвлекать от работы». Можно представить, как я лупил молотком по шляпкам ни в чем не повинных гвоздей!

И вдруг появился этот самый Козы Реимов, сидит на корточках, боится испачкать новые брюки, чистенький, свежий, в вышитой рубашке. А я пишу этикетки, раскладываю черепки, заворачиваю, надписываю и яростно злюсь на парня, хотя и понимаю, что он тут абсолютно ни при чем. Чтобы нечаянно не наброситься на него, молчу. Козы - человек вежливый. Он не сводит с меня глаз и молча ждет, когда я соизволю обратить на него внимание. Ну и жди сколько влезет - я работаю! Вообще он неплохой парень, хотя и пижон. Он и на раскопках был пижоном. Как он ухитрялся работать в белых брючках и вышитой рубашке и всегда сохранять чистый, нарядный вид среди нас, чумазых и запыленных? А работал очень тщательно и аккуратно. Ольга Вишневская его хвалила.

Я встретил Козы, когда ездил в гости к ней в отряд. Ну и жарища была тогда! А невдалеке - Узбой, соль сверкала, как вода: полная иллюзия, что рядом река, отчего жара казалась еще более невыносимой. Архитектор Лапиров-Скобло придумал «освежитель», соединил автомобильный насос с пульверизатором. Один качает насос, другой подставляет лицо под водяную пыль. Больше всего «освежается» тот, кто качает насос. Он исходит потом, который, испаряясь, приятно холодит кожу. Сама Оля, спасаясь от жары, забиралась в ватный спальный мешок и клялась, что там прохладней, потому что температура тела гораздо ниже температуры окружающего воздуха. Козы держался молодцом, худощавый, подтянутый, улыбающийся. Он не бегал то и дело к бачку с водой и не жаловался на «лекарственное» действие содержавшейся в ней английской соли… Что ему сейчас от меня нужно?

- Валентин-ака! Характеристику… На работу буду поступать.

Ну что ж! Я могу позлиться, не обижая Козы:

- Иди к этим курортникам, и пусть они тебе напишут. Ты же у меня не работал.

Козы исчезает. Укладываю черепки, пишу этикетки, заворачиваю пакеты, подписываю, укладываю, забиваю, надписываю… Спиной чувствую пристальный взгляд.

- Валентин-ака! Характеристику! Оля-апа в кино идет. «Мне, - говорит, - некогда, а Валентин-ака все равно работает, пускай заодно и напишет».

Ах, буржуазия, высший свет, они, видите ли, в кино спешат! Гвозди, будь они прокляты, ни к черту не годятся, опять шляпка отлетела. Где клещи?

- Валентин-ака, справку давай, - говорит Козы уже совсем развязным тоном.

Ах, вот что! Так он называет этикетку. Козы заворачивает пакет, я его надписываю. Козы забивает ящик, я беру кисточку и пузырек с тушью - дело пошло веселей.

- Валентин-ака, характеристику… - шепчет Козы через полчаса. Я беру тушь, макаю перо и четкими красивыми буквами вывожу:

Характеристика

«В беспримерно трудных условиях пустыни Каракум Козы Реимов проявил себя как настоящий товарищ, как неутомимый и доблестный труженик на благо советской науки, как великолепный…»