Анатолий Алексин - Действующие лица и исполнители. Повести

- Вы, значит, играете девочек? - спросила Ксения Павловна.

- А самой двадцать семь лет. Сообщаю об этом, потому что все равно об этом все знают.

- Как… все?

- Те, которые ходят в наш театр. Это же интересно: выяснить, сколько лет актрисе, играющей тринадцатилетних. Сперва начинают восклицать: «Нет, это не артистка! Не обманывайте нас… Это девочка! Не может быть, чтобы это была женщина. Сколько ей лет?…» И тогда билетерши, гардеробщицы и вообще все, кому так говорят, с гордостью сообщают: «Ей двадцать семь лет!» В будущем году скажут: «Двадцать восемь!» И чем больше мне будет лет, тем больше в их голосе будет гордости.

- Значит, вы хорошо играете… этих девчонок?

- Говорят, хорошо, - машинально ответила Зина: в этот момент она опять о чем-то задумалась.

- Может быть, у вас какое-то дело? - встревожилась Ксения Павловна. - Не стесняйтесь, пожалуйста. Мы можем поужинать завтра! Вероятно, вы должны подготовиться к репетиции?

- Да нет… Я думаю о другом.

- О чем-нибудь неприятном?

- Наоборот! Я думаю о том, что в нашем городе два театра. Два! Один детский и один взрослый… Вы понимаете?

С тех пор прошел год.

Узнав, что Николая Николаевича приглашают на заседание комсомольского комитета, Иван Максимович заволновался: заместителем секретаря была Зина. Она могла нарушить священные традиции театра, к которым привык Николай Николаевич, каким-нибудь резким замечанием или неожиданным требованием. Иван Максимович мечтал о том, чтобы «пересадка» главного режиссера из организма взрослого театра в организм детского произошла благополучно и безболезненно, чтобы не обнаружилось вдруг какой-нибудь несовместимости. Он с радостью наблюдал за тем, как беседы Николая Николаевича, его лекции, даже его внешний вид и манера общаться с людьми облагораживали коллектив приметами высокого искусства.

«Приживается! - думал Иван Максимович. - Приживается…»

И вдруг это приглашение на комитет! Иван Максимович решил провентилировать обстановку. Он попросил Костю Чичкуна и Зину Балабанову зайти к нему после спектакля.

Костю Чичкуна считали «актером с отрицательным обаянием». Трудно сказать, что было тому виной: громоздкая фигура, крупный орлиный нос или бас, который звучал хрипло из-за не совсем здоровых голосовых связок? Так или иначе, но Костя Чичкун был непревзойденным исполнителем отрицательных ролей в спектаклях для самых маленьких. В театре его называли «профессиональным Бармалеем». Но еще больших высот он достиг в «Золотом ключике», где был бессменным, не имеющим дублеров Карабасом Барабасом. Дети города его боялись и обожали. Они узнавали его голос по радио. А когда встречали его на улице, прятались за мамину спину.

Секретарем комитета Костю выбрали за отзывчивость и доброту.

А для того, чтобы доброта сочеталась с остротой и принципиальностью, заместителем выбрали Зину.

Костя и Зина пришли к директору раскрасневшиеся от только что пережитого спектакля, аплодисментов и плохо смытого грима. Иван Максимович очень любил артистов. Он всячески подчеркивал, что они без дирекции обойдутся, а дирекция без них - никогда; что не они для него, а он для них, что главное место в театре - это сцена, а не его кабинет.

- Простите, пожалуйста, что мне пришлось вас, несмотря на вашу занятость… - начал он, поднимаясь навстречу. - Вот тут у меня есть нарзан… Я бы, конечно, зашел к вам за кулисы, но здесь просто удобнее. Никто не будет мешать.

- Что-нибудь случилось? - спросила Зина, наливая себе нарзан.

- Нет… Мне просто хотелось узнать, какие вопросы вы ставите завтра на комитете.

- Значит, так… Мы пригласили Николая Николаевича, - загудел Костя. О чем бы он ни говорил, лицо его оставалось мрачным, и голос звучал так, будто он вот-вот собирался бросить в огонь Буратино.

- Если не секрет, с какой целью вы его пригласили?

- С самой высокой, - сказала Зина. - Хотим поговорить о репертуаре нашего театра.

- А с каких позиций? Если не тайна…

- С разных позиций, - сказала Зина. - Костя - с одной, а я - с другой.

Ивана Максимовича прежде всего заинтересовала позиция Зины.

- Нет, пусть лучше основной доклад делает секретарь. А я выступлю в прениях, - сказала она.

- Значит, так… - начал Костя. - Педчасть раздала анкеты зрителям-старшеклассникам. Вопрос был один: «О чем должна рассказать ближайшая премьера нашего театра?»

Старшеклассники ответили: «О любви». Не все, конечно… Но большинство.

- Я знаю, - сказал Иван Максимович. - Валентина Степановна была немного огорчена. Но мне удалось убедить ее, что в этом нет ничего ужасного.

- Значит, так, - продолжал Костя. - Старшеклассники быстро ответили на анкету, потому что мы обещали выполнить их пожелание. Но пьесы о любви в театре не оказалось. Тогда Тонечка Гориловская мобилизовала всех авторов - столичных и местных. Они прислали то, что у них было на эту тему.

- И что же вы выбрали?

- «Ромео и Джульетту», - ответил Костя.

Иван Максимович привстал и навалился своим коренастым туловищем на край стола.

- Окончательное слово, конечно, за худсоветом. Но я согласен уже сейчас. И Николай Николаевич, я уверен, не будет против.

- Почему вы уверены? - спросила Зина.

- Потому что совсем недавно… буквально сегодня вечером, он сказал мне, что ставка на молодежь - это беспроигрышная ставка.

- Афоризмы, цитаты, формулы… - пробормотала Зина.

- Что? Что?… - не расслышал Иван Максимович.

- Да так… ничего серьезного.

- Шекспир в ТЮЗе?… - вслух размышлял директор. - Это будет новаторством.

- Что-о? Новаторство?! - Зина уставилась на директора. - Это традиция. В Ленинграде поставили «Гамлета». А «Двенадцатую ночь» показывают днем и вечером в разных ТЮЗах!

- Я знаю… Но на нашей сцене Шекспир еще не бывал.

- По-моему, театр, который ни разу не поставил Шекспира или Островского, - это не настоящий театр, - отрезала Зина.

Костя с укором взглянул на свою заместительницу.

- Только что говорила о формулах… - Он покачал головой. - Значит, так, Иван Максимович. Мы хотим, чтобы спектакль был молодежным.

- Шекспиру - от комсомола! - вставила Зина. Костя снова с укором взглянул на нее и продолжал:

- Значит, так… Актеры - молодые, художник - молодой, композитор - молодой.

- Хотелось бы, конечно, чтобы и постановщик тоже был молодой, - добавила Зина.

- Это было бы неэтично по отношению к главному режиссеру, - сказал Иван Максимович.

- Очень сомневаюсь, что Николай Николаевич способен поставить спектакль о любви.

- Ну почему же? Такой красивый мужчина!…

- Хотя пусть поставит! - неожиданно согласилась Зина. - А то все лекции да беседы! Пусть совершит на наших глазах прыжок от теории к практике.

- Это несправедливо, - возразил ей Костя Чичкун. - На его лекции ходят все. Многие даже ведут конспекты.