Павел Бажов - Зеленая кобылка. Повесть

- Дедушко сам взялся проводить. Говорит, от Карандашихи через Жиганову заимку, потом болотами на Горнушинский прииск, а он чуть не к самой Чесноковской больнице подходит. Двадцати будто верст не выйдет.

- В Чесноковском, сказывают, доктор молодой, а дельный.

- В котором часу Филат Иваныч заедет?

- Велел, как час бить станут, наготове быть.

- Слушай-ка, Василий, не побоится доктор на леченье принять? Дано, поди, знать в Чесноковский.

- Да ведь он по чужому виду на руднике был прописан. Настояще-то его зовут Михайло Софроныч Костырев. Из Чесноковского он родом-то, только смолоду в городе работает.

Теперь я знал все. С трудом удерживался, чтобы не броситься на сеновал. Еле дождался, пока отец выбивал табачную золу и бродил по двору. На сеновале я хотел было выпалить все Петьке, но он, оказывается, тоже слышал весь разговор.

На другой день мы узнали, что Сеньшин отец с утра был на работе, а наших не было до вечера.

Отцу я не напоминал обещания; но осенью, когда мы уже ходили в школу, он сам сказал:

- Вылечили, Егоранько, того…

- Михайло Софроныча? - не удержался я.

- Ты откуда знаешь, как его зовут?

- Сам тогда сказывал…

- Вам?

- Нам.

- Ой, парень, смотри! Не верю я что-то.

Вечером в бане у Маковых, где Илья Гордеич поправлял зимние рамы, собрались наши отцы и стали «допрашиваться», что мы знаем. Сначала мы отмалчивались, потом это надоело. Петька махнул рукой и выпалил:

- Все знаем. Слышали ваш разговор.

- Чистая беда с вами, ребята! Не сболтните хоть!

- Мы-то? Это уж будьте в надежде! Умерло!

- Умерло! А Гриньше сказывали!

- Гриньше, конечно… Не маленький, поди, он.

- А Сеньше?

- Ну-к, Сеньша заединщик… Навсегда!