Виталий Гатилов - Глаза лесной чащи

Я шел к Хасу. Гора у нас такая есть, с укороченным человеческим именем, - Хасан. Шел затертыми дождями тропами или, по старой памяти, прямиком, среди притихших лесов и скал, над речками с улыбчивыми форелевыми заводенками.

Под ногами бронзовой фольгой гремела листва. Разгребу ее прикладом ружья, а под ней - каштаны, еще в коричневой лакировке, сердечко к сердечку лежат. И повеет от них грустным холодком. И словно попросят они: «Ну, побудь с глазу на глаз со своим прошлым!»

Да, каштаны были первой пищей жителя наших гор. Их пекли и варили, как картофель, хозяйки готовили из них суп-пюре, приправленный отжатым из ядер грецкого ореха маслом. Сухие, очищенные от кожуры каштаны размалывали и, прибавляя в эту муку кукурузной, пекли лепешки, а то и хлебы. И не было беды в том, что хлеб припахивал жженой костью и прилипал к деснам.

Вспомнилось, как я больной ел приторно-сладкий суп, а мать глядела на меня, как на обреченного, и говорила:

- Вижу, сынок, не ты его ешь, а он тебя.

И я успокаивал не столько ее, сколько себя:

- От этого еще никто не умер. Без него хуже…

Однако я готов поклониться хлебу лесному, как дорогому мне памятнику. За себя и за всех, кого в трудные годы он поддержал на земле. Да и сейчас, пожалуй, с ним не терпят нужды ни птица, ни зверь, ни путник, который пренебрег простой мудростью: идешь на день - возьми харчей на неделю…

Я шел и раздумывал. Почему не подождал меня охотник Лях? Передал через жену: «Пусть идет к Хасу» - и ушел раньше условленного времени. Непонятный поступок. Мало я знаком с Ляхом. Диковат он и, кажется, самолюбив.

А вот и Хас. Салам, дорогой Хасан! Много лет не виделись. Ты все такой же-оторочен скалами, иссечен промоинами и на верхушке твоей, как в нашу последнюю встречу, горят нежаркие лучи солнца, точно они и не гасли. А я начал сдавать. Годы нас, людей, не красят…

И вдруг:

- Э-геей!.. Подворачивай сюда-а!

Это Лях увидел меня. Долговязый, в кургутке, он стоит под горой и машет мне треухом.

Охотник, оказывается, пришел не один. Смуглый худощавый паренек с едва проклюнувшимися усиками, сидя на листве, ощупывает меня светлыми глазами.

Где я видел парня?.. Ах да! Киномеханик Уткин. Он как-то показывал у нас фильм, и мы немного познакомились. Тоже, стало быть, напросился в напарники к известному зверобою. Что же, большой котел веселее кипит.

Митя встает, степенно пожимает мою руку, а Лях часто моргает когда-то голубыми, а теперь точно вылинявшими глазами, подергивает щекой, испорченной медвежьими когтями, и бубнит:

- Прости, что не подождал тебя. Думал, ты пошутил насчет охоты. А тут еще Митрак явился. Ну и, того…

- Не стоит об этом,- прервал я его.- И сам добрался, не гость в горах.

- Лучше, дядя Вася, про медведя заканчивайте,- сказал Уткин.

Моим перваком интересуется. Ясное дело - новичку занятно,- оживился Лях, садясь между мной и Митей на бревно.- Ну вот… Иду я, значит, на рассвете за рыбой. Спускаюсь преспокойно к речному перекату, где моя снасть стоит. А он, прохвост, оказывается, раньше моего пришел. Взял в охапку мою вершу вместе с уловом и правится к тому берегу. Несет, как человек. И такой меня азарт взял, что, помню, даже жилки в ногах заиграли. Рыбы не жалко - -пустое! Медведя добыть захотелось. А я, между прочим, с ружьем был. Отцово украдкой брал, своего еще не имелось. Пульнул в него из-за куста жаканом, а из другого ствола - картечью. Вижу - верно положил свинец. Вода под зверем рыжая стала… Бросил он мою посудину и - к берегу: ковыль, ковыль. Доковылял до сухого места, на столько духу хватило… Так-то, парень, с первым было. С него и пошло…

- А в глаза живому медведю когда-нибудь смотрели? - вдруг спросил в упор Митя.

- Что?.. В глаза, говоришь?

- Да, в глаза!

Охотник вскинул удивленно желтую шерстку бровей и засмеялся надломленным фальцетом.

- Забавный ты, Митрак! В глаза смотреть медведю. Девка он, что ли?

- А вы бы посмотрели все-таки, какие они? Может, поняли бы, что пулять не всегда полезно.

Спокойное упорство парня кольнуло Ляха. Он вскочил и заговорил резко:

- Иди-ка ты со своими глазами куда подальше! Хвоста медвежьего не видел, а туда же, с подковырками. Мне они, глаза эти, что волку бюллетень! Понял ты это?

- Ничего не понял, - холодно отрезал Митя.

Правая ладонь Ляха сжалась в кулак. Шрам на лице побагровел. На виске проступили паутины жилок. Искра мала, говорят, да пожар родит. Он готов был ударить парня. Но пересилил себя. Отошел к родничку, что с клекотом выбивался из расселины в скале. Напился и начал пригоршнями плескать воду в лицо.

Повидал я гордецов, а такой - редкость. Из-за чего завелся - глаза медведя! Шутя Дмитрий поджег его или с целью? Кажется, неспроста.

- А вы как встретились с первым? - обратился Митя ко мне.

- Неожиданно и просто,- говорю я и рассказал, как мы с медведем под одним деревом, скрытые туманом, собирали орехи, как сошлись с ним чуть не нос к носу, и оба - я, мальчишка, и он, лесной силач, напуганные встречей, удирали в разные стороны.

- А в глаза ему не посмотрели?- стоял своем Митя.

- Нет, - говорю, - не до глаз было.

Подошел поостывший, но еще хмурый Лях. Буркнул:

- Пора… Лясы - делу не подмога.

Выгревные склоны озарял оранжевый свет у ручья, куда мы шли вслед за Ляхом, уже густела вечерняя тень.

Берега скалистые, и мы прыгали с камня на камень у самой воды.

Вот по обе стороны - распадок, словно рассеченные могучим ударом, открывали проход через ручей. Много следов, особенно медвежьих. Этими воротами звери проходят на пастбище и, возвращаясь на дневку, пользуются попутным водопоем.

- Кто будет на переходе?- спросил, изучая следы, охотник.

- Я останусь,- отозвался Митя.

- Садись, пожалуй… Да в глаза не засматривай, не невесту пришел выбирать.

Идем уже вдвоем вверх по сыпучему откосу. Плитнячок похрустывает: труфф, труфф… Неожиданно вышли на след медведя. Хорошо, что листвы нет. По каменному крошеву можно подойти почти бесшумно.

Возле куста лещины охотник остановился. Отодвинул мешавшую смотреть ветку и, когда я подошел, зашептал:

- Гляди, какой забрел в наши места! Жалко, что отсель заряд не достанет. Не упустить бы!

Огромный медведь с серебристой шерстью пасся вдали под каштанами.

- Ты вот что. Подбирайся к нему отсель, а я подскачу вон на тот перешеек, - указал Лях вправо на отлогий взгорок.- Если у тебя промашка выйдет, то ко мне пойдет или на переход, больше некуда. Не спугни только!