Виталий Гатилов - Глаза лесной чащи

В лесу опять стало тревожно. Истошно захохотал филин. Зашуршал подлесок. Кто-то отчаянно вскрикнул и протопал по взгорку за шалашом. Лесничка схватила ружье и, щелкнув на бегу курками, опять пропала в ночи, как в пропасти.

Бросился я за ней, чтобы при необходимости помочь, но в десятке шагов больно ушиб ногу о камень и вернулся, досадуя на свою неповоротливость. Привычное чувство превосходства над всякой дичью начало таять во мне, казаться худым спутником. А она, Галина Мирнова, пожалуй, никогда и не думала о таком превосходстве. От того, кажется, и природу мы любим по-разному: я любуюсь ею, без вмешательства, а она несет ей добро.

Где-то за увалами хлопнул выстрел, и его раскат смутил птичий покой. Ждал лесничку с тревогой, как в былое время фронтового друга из разведки. Чью жизнь отстаивала? Кого жалела и кого наказывала? Удивительная женщина!

Пришла усталая, но довольная. И не одна - с косуленком на руках. Поднесла его к свету. Из раны на шее сочилась кровь, и малыш бился в ее руках и дрожал.

- Все-таки поранил, разбойник! Темно было стрелять, а то бы…- Тронула его лоб.- Шишечки зреют - козлик!

- Шакал нападал? - спрашиваю.

- Нет, опасней. Его ненасытное величество - Трехлапый. Прошлой ночью мать разорвал, а нынче вот сына еле спасла. Пугнула волка выстрелом, а он, сиротка этот, ко мне под ноги - и трепещется, как листок на осине. Я его - на руки, а он особо и не противится.

Освободила рюкзак и посадила в него перевязанного салфеткой малыша, стянув у шеи шнурок. В непривычной упаковке он опять засучил ногами.

- Ничего, дружок. -Поживешь у меня, пока ранки зарастут, и - на волю. Приятель у тебя будет - зайка с больной лапкой.

- Волк,- спрашиваю, - на самом деле инвалид?

- Да. Попал однажды в капкан и, чтобы уйти, перекусил лапу. Теперь еще коварней стал. Из засады, как рысь, берет.

Устроила косуленка в шалаше. Вернулась к костру. Задумалась, глядя на языки пламени. И я на своем походном одеяльце отдался мыслям, может быть, о том же, о чем она, - о неисчислимых дарах природы, полученных из прошлого, о том, как бы полнее донести их до новых поколений. Как важен труд этой женщины и подобных ей людей!

Незаметно сон окутал меня теплым туманом, и я заснул.

- Как вы жадны на сон! В ручей оттащить - не почувствуете. Пойдемте, одно чудо покажу. Потом позавтракаем и - в дорогу.

Плеснул в лицо воды. Обтерся платочком и пошел за лесничкой. Походка у нее верная и легкая, и я почти бежал по камням ручья, по гребнистому откосу на хребтик, обросший дубовой молодью.

- Смотрите, - указала она вниз по откосу. - Видите, передняя левая короче правой. На рассвете капкан звякнул, и я нашла Трехлапого в таком виде.

Зверь висел вниз головой на -прогнувшемся дубке шагах в пятнадцати впереди. Увидев нас, он задергался, но капкан, скрепленный цепью с верхушкой дерева, держал крепко. Догадался: дубок был согнут и верхним, заломанным концом прикреплен к земле. Попался серый, рванулся и повис в воздухе. Тут и лапу не перегрызть - не дотянуться.

- Тяжелую, - говорю, - вы ему пытку приготовили!

- Это мой Веня, когда приезжал на практику из института, наделал с ребятами таких ловушек на Трехлапого. Другие надо убрать, чтобы не попал кто.- Подала мне ружье. - Ударьте, чего ему мучиться.

- А вы что же? Ночью стреляли, а теперь, выходит, разучились?

- Вверх стреляла, чтобы малыша отбить. Держите! - Сунула мне в руну централку и пошла, не оборачиваясь, к шалашу.

Прицелился… Нет, не могу. Хотя передо мной далеко не безобидное животное, а убить, чувствую, нет сил. Выстрелил вправо. Пуля прошлась рикошетом по деревьям.

- Оставьте! - крикнула Мирнова из-за увала.

А когда я подошел, она по-мужски сжала мою руку и сказала:

- Вот и узнала вас. Если волка щадите, то за остальное я спокойна.

Сердце наполнилось признательностью к этой женщине, труженице гор. Ответил ей таким же горячим рукопожатием.