Виталий Гатилов - Глаза лесной чащи

- Семен,- кричу,- проснись! Лиса ушла!

Охотник сразу сел и, шумно зевнув, спросил:

- Сам, наверное, выпустил?

- Нет, ушла. Вон там в гнилом дереве сделала щель и только что выбралась.

Зернов схватил ружье, и мы выбежали из балагана.

Над горами висела полная луна, и снег был расписан хитро сплетенными тенями. Лиса метрах в пятнадцати темным шариком катилась в низину.

- Подержи,- сунул мне ружье охотник.- На трех лапах не уйдет, догоню.

Он быстро нагнал лису. Но почему-то не взял. Остановился. Бросал в нее снежками, пока она скрылась за ультрамариновым увалом.

Вернулись в балаган. Я не стал спрашивать, почему он не поймал пленницу. Это можно было понять по улыбающемуся лицу охотника. И еще по тому, как он, хлебая суп, впервые интересно говорил о повадках зверей, сожалел о том, что в лесу все меньше становится дичи.

И уже в полусне до меня дошло:

- Брошу промысел. Пойду лесником или егерем. Сопливость вдруг прошла. До спа ли, когда рядом с тобой зверобой перерождается в зверолюба? Хотелось сказать Зернову, что-то важное, запоминающееся, но свежих и точных слов не приходило на ум, а обычные не достигли бы цели, напротив, могли бы, пожалуй, повредить. Сожалел, что ребята и на этот раз не получат в свое распоряжение большого зверька. Но пусть потерпят, старая лисица могла и не прижиться в неволе. Весной постараюсь отыскать ее гнездо и взять для детей малыша. Это будет вернее..

Орешина, под которой мы отдыхали с лесником Денисом Глуховым, стояла на жухлой полянке и напоминала постового в накидке из зеленых лоскутиков. Летний зной выпаривал горную округу, и к небу шли прозрачные облачка, чтобы потом вернуться на землю дождем пли градом.

В горах мы пробыли дольше, чем рассчитывали, и еще вчера из провизии осталась только коробочка соли. Настроение было прескверное. Денис дремал, нацелив сивую бородку в листву дерева, а мне не спалось: мучили духота и боль в натруженных ногах, отчаянно хотелось есть.

Вот на суховатую Денисову руку села пчела. Крылышки оттопырились, брюшко дробно пульсировало. Тоже, измученная зноем, решила отдохнуть.

Лесник открыл глаза. Оперся на локоть. На лице появилась добрая улыбка.

- И ты умаялась… Еще бы! С цветка на цветок по такой жаре. И цветы еще найти надо. Вон как прижарило все, - говорил он пчеле. - В гости бы позвала, медком накормила. Видишь, подбились.

Пчела оживилась. Пробежала на конец Денисова указательного пальца и круто обернулась: медок, мол, есть, да не про вашу честь - и полетела к лесу.

Проводил ее глазами, Глухов тихо запел любимую: «Уж ты сад, ты мой сад…» Я ждал, что он, как всегда, перейдет с песни на рассказ о чем-нибудь интересном из своей долгой жизни. Но он пел и пел, тягуче, баюкающе, и я уснул под его голос…

- Кончай-ка, парень! Дома доспишь. Пчелы в гости зовут, - дошло до меня сквозь глубокую дрему.

Пчелы в гости? Ерунда! Но, слышу, жужжат. Показалось, на самом деле зовут. Открываю глаза. Денис закидывает за спину рюкзачок и ружье, берет свежевыдолбленное корытце с какой-то жидкостью. Вокруг него мельтешат и звенят пчелы.

- Поспеши! Медку поедим - и домой,- сказал он мне и понес корытце к опушке.

Пчелы полетели за ним. Пошел и я.

Миновали полянку, сухую плешивую промоину Вошли в перестойный каштанник, полный влажного жара. Углубляемся в рощу. Глухов с пчелами впереди, я за ними. Как он приручил пчел и что все это значило - не понять.

Вот лесник остановился. Начал присматриваться к деревьям. Потом поставил корытце, сбросил рюкзак и ружье. Пошел к каштану с усохшей верхушкой и уродливыми сучьями. Там кружили пчелы. Догадался: каштан - пчелиный дом.

Любопытно, что в корытце? Оказалось, чистая соленая вода. Пчелы садились на плавающие соломинки и жадно припадали к воде. Очередная Денисова «шарада»!

А он уже открывал охотничьим ножом пчелиную «кладовку».

- Собери сухих гнилушек. Придется дымком подкурить,- прокричал он мне.

Через несколько минут котелок был наполнен сотами и «кладовка» аккуратно закрыта.

Когда под одним из деревьев мы ели ароматный мед, запивая его водой из фляжек, Денис все посматривал на меня глазами мудреца и улыбался. Наконец заговорил:

- В лесу надо всегда со смекалкой быть. Без нее, как без доброго ружья, лесник - не лесник, охотник - не охотник… Тебе было бай дуже, когда пчела села мне па руку. А я подумал: недалеко пчелиное гнездо. И еще вот о чем: сушь, взяток слабый, пчелам нужна вода, а она теперь, сам знаешь, километров за пять отсюда, не налетаться. Я и решил их напоить, а сам смотрю, куда летят. Вот и повели они меня за собой.

- Но почему соленая?- недоумевал я.

- Просто они такую больше любят. Наверное, и им нужна соль, как там. - Он побулькал из фляги, старательно вытер бородку и заключил: Получается так: мы служим природе, а она - нам. Иначе как жить?

Мед вернул нам силы, и горный путь стал куда легче.

В перестойном ольшанике работал дятел: выбирал дерево под семейный очаг. Прикогтится, пробежит снизу вверх спиралью, остучит, ослушает - нет, не годится. То лесина слишком крепкая и сочная, то трухлявая, может обломиться. А ведь будут дети!

Только, наверное, на десятой ольхе он радостно проверещал: нашел, сюда! Прилетела будущая мать. Тоже бегала, тукала клювом - не ошибся ли благоверный? Наконец одобрительно гикнула: согласна.

Не теряя больше времени, дятлы запустили свои долота. Сроки жесткие, многие уже отстроились…

Я стал чаще бывать в этом ольховом распадке. По несвежей посорке у дерева понял - строительная часть окончена, по полуденной смене птиц в гнезде - высиживает яйца, по частым прилетам с кормом - появились птенцы.

Ну и аппетит у малышей! Дятлы таскали и таскали крупных муравьев, червей, короедов, личинок, а птенцы все раздирали рты: мы голодны!

Раз пришел и вижу: над знакомым окошком еще одно, вроде второго этажа. Понятно: вконец измученные дятлы выдолбили себе особнячок. Кто-то кормил детей, а кто-то мог отдохнуть в покое.

Однажды под вечер дятлиха прилетела с кормом и, как обычно, поскребла у окошка когтями: а ну, дети, ко мне! И в черном кружке появились открытые рты. Это увидела и куница, которую я приметил на соседнем дереве. Навел на нее бинокль: шея вытянута, ушки вздрагивают.

Как только кормилица улетела, куница соскочила со своего поста и мигом к дуплу. Сунулась - один нос вошел. Нервно забила хвостом по коре. Надо, думаю, пугнуть свистом. Пусть занимается мышами, а будущих лесных докторов оставит в покое. Но не потребовалось.

Удар по голове! Еще удар и еще! Хищница не спустилась, а сорвалась с дерева. Кувыркнулась на землю и пропала в подлеске.