Генрих Книжникё - Ты любишь науку или нет?

Малькина мать долго смотрела на Витика и молчала. Брови ее разошлись и больше не казались одной черной линией.

«Вдруг отпустит?» — мелькнуло у Витика в голове.

— Все равно убегу! Ты на работу уйдешь, а я убегу! — вдруг крикнула Малька за ее спиной и исчезла.

Малькина мать опять свела брови и сжала губы.

— Очень упрямая, — сказала она. — Идите, ребята, и больше не приходите. До свидания.

И дверь захлопнулась.

Все последние дни перед отъездом Витик пытался связаться с Малькой. Он сигналил ей зайчиками, звонил по телефону, бегал к ее двери — все без толку. Фуня очень его жалел, старался утешить, но тут же сбивался на рассказы о Терезке, расплывался в улыбке, и от таких утешений Витик расстраивался еще больше.

А отъезд неумолимо приближался. Нужно было собирать необходимые для Эксперимента материалы, инструмент, покупать продукты, стирать белье. И вдруг, когда машина уже стояла у подъезда, позвонила Малька. Торопясь и захлебываясь, она прокричала, что она сейчас живет у тети, под присмотр которой мама отправила ее в наказание, что она очень по Витику скучает и по Фуне тоже, что тетя сейчас болеет и сидит дома, а когда выходит, за Малькой следит ее сын, Малькин двоюродный брат.

— Кто-о?! — холодея от подозрений, закричал Витик. — Этот чернявый Рустем?

— Да тихо! — ответила Малька. — Ты позвони мне, — вдруг зашептала она. — Мой телефон двести со… — И тут же в трубке раздались короткие резкие гудки.

— Что случилось? — встревоженно спросил Фуня, глядя на Витика. — Кто звонил?

— Это Малька. Она во власти своей тетки и ее гада сына. Ее надо немедленно спасти! — Витик заметался среди вещей, уже подготовленных к отъезду.

— Эй, вы! Почему застряли? Несите быстрее, машина ждет! — крикнул с лестницы Андрюшка.

И Витик опомнился.

На дачу всех повез один из многочисленных московских друзей Терезкиного отца, плотно набив свою старинную «Волгу». Дачу искали довольно долго, спрашивая у нечастых прохожих, где проезд Генерала Петрова, и получая самые разные ответы. Они катались по одинаковым зеленым улицам, и Витику стало казаться, что это одна и та же улица, только ездят они по ней взад и вперед. Но вдруг машина остановилась у калитки с большим номером, аккуратно написанным белой масляной краской. Приехали.

Участок был похож на частичку леса: деревья, кусты, лопухи, высоченная крапива. Много тени. Дорожки заросли травой, на двух осевших клумбах перед крыльцом отчаянно боролись за жизнь мелкие цветы, хилые от сорняков. Грядок было не различить. Дом, сложенный из толстых темных бревен, с высокой острой крышей, большой террасой, широкими дверями и окнами, был едва виден с улицы. Под нависающими скатами крыши прятался балкончик с резными перилами. Окна первого этажа были закрыты ставнями. Крыльцо засыпано листьями, оранжевой сосновой шелухой и сухой хвоей. На двери висел большой серый замок.

Брат с ключами поднялся на крыльцо, отгребая ногами накопившийся сор, оно заскрипело ворчливым сухим скрипом, и Витику вдруг стало легко и спокойно: все получится, все устроится, и Малька каким-нибудь чудом тоже окажется здесь. Он оглянулся: Терезка раскачивала руку отца и улыбалась во весь рот. Фуня был серьезен и сосредоточен.

— Ну как вам? — спросил дядя Яков, друг Терезкиного отца.

— Посмотрим, — ответил пан Олек. — Пока все очень мило. Правда, Анна?

Терезкина мать что-то сказала по-польски.

— Пани Анна спрашивает, далеко ли здесь вода: река, озеро, колодец, пруд? — перевел брату ее вопрос Терезкин отец, покосился на жену и добавил: — А также болото, канава, лужа, водопровод, ведро, то есть любое место, где ребенок может утонуть.

Терезкина мать засмеялась и погрозила ему пальцем.

Зато брат даже не улыбнулся.

— Колодцев здесь нет, водопровод — на участке, до реки семь километров, а пруд недалеко, минут десять ходьбы, но без меня они купаться не будут, это я вам обещаю, — очень серьезно ответил он.

Витик понял, что так оно и будет. Уж кого-кого, а Андрюшку он знал и тонко разбирался во всех его интонациях. Ну что ж, раз так, можно ходить купаться с Андрюшкой, не так уж это и плохо. И Витик пошел к машине за вещами.

Изнутри дом оказался еще лучше, чем снаружи. Во-первых, он скрипел весь, не только крыльцо. Даже когда в нем просто стояли на одном месте, по нему бродили всякие скрипы, потрескивания и шорохи, будто разные части дома переговаривались между собой. Во-вторых, в нем все было разное: стулья, диванчики, кресла, столы… На одном окне, могли висеть разные занавески, вокруг тяжелого старинного стола стояли и легкие плетеные и темные деревянные стулья, но всё вместе почему-то было ужасно уютно. На лампочках, висели древние оранжевые и розовые абажуры с кисточками — Витик видел один такой на чердаке у бабушки в Клайпеде. Солнечный свет пробивался сквозь щели ставен и делил сумрачные комнаты пополам, будто прозрачными занавесками. Пылинки, пролетая сквозь них, вспыхивали и исчезали, словно сгорали. Витик даже пожалел, что ставни придется открыть, — так интересно и таинственно было в доме. А как замечательно в доме пахло: сухим старым деревом, сеном и чуть-чуть пылью…

Андрюшка и пан Олек откинули ставни, распахнули окна, и в доме стало светло. Пылинки исчезли, по стенам забегали зеленые зайчики, и запах сухого дерева ушел, зато пахнуло нагретой хвоей и травой.

— Ну, как тебе? Чего молчишь? — спросил Витик у Фуни.

— Зд о рово! — похвалил Фуня. — А когда пойдем искать железную бочку?

— Завтра, — ответил Витик недовольно. Он ожидал больших восторгов. — Сегодня надо устраиваться. Сходи-ка лучше за водой, кран за домом, вон он из травы торчит.

Зато Терезкина реакция вознаградила Витика сполна. Когда по узкой лестнице, поющей на все голоса, они поднялись на второй этаж и Терезка открыла дверь маленькой комнаты с косым из-за крыши потолком и балкончиком, она всплеснула руками и охнула:

— Матка Боска!

— Матерь Божья! — тут же перевел Фуня.

Комнатка была желтенькая, светлая, уютная до невозможности. Стены сделаны из узких лакированных досочек, потолок — квадратами, низкий диванчик с подушками, маленький письменный стол, стул, широкое кресло, полки с книгами, небольшой шкаф, а в углу на полу старинные высокие узкие часы с темным золотым циферблатом, узорными стрелками и тяжелым неподвижным маятником за толстым стеклом. Часы показывали без двадцати восемь.

Ветки деревьев качались у самого балкончика, по стенам ходили веселые тени. Вдруг на перила прыгнула белка. Она на секунду замерла, глядя на Терезку блестящими глазками, и исчезла. Терезка замерла, прижав кулачки к подбородку, потом повернулась к пану Олеку и прошептала:

— Т а тусь!