Марина Дружинина - Весёлая переменка

— Спасай! — хрипит и больше слова вымолвить не может.

— Что, пацаны с соседнего двора бить собираются? — взволновался я.

— Хуже, — махнул рукой Лёшка. — Мама хочет меня в музыкальную школу записать.

У меня прямо от сердца отлегло.

— Тьфу ты, — говорю, — что за беда? Стоит ли из-за этого панику разводить.

— Ага, хорошо тебе говорить, — не согласился он. — Не тебя же записывают.

В это время из кухни вышла моя мама и предложила Лёшке пройти в гостиную, а меня упрекнула:

— Что же ты своего друга у порога держишь?

— Да я всего на минутку, Татьяна Сергеевна, — скромно сказал Лёшка.

— Неприятности у него, — доверительно сообщил я.

— А что такое? — встревожилась мама. — Может быть, наша помощь требуется?

Лёшка сердито посмотрел на меня и сказал:

— Видите ли, Татьяна Сергеевна, тут такое дело. Мама хочет меня в музыкальную школу записать.

— И что?

— Ничего, — пожал плечами Лёшка.

— А в чём проблема-то? — удивилась мама.

— В музыкальной школе, — хором ответили мы.

— Ах, вот оно что! — догадалась мама. — Ты просто в музыкальной школе учиться не хочешь. Ну это зря, Лёша, зря. Быть музыкально образованным человеком очень хорошо. Это расширяет общий кругозор.

— Почему же вы тогда Мишку своего в школу не отдаёте? — задал коварный вопрос Лёшка.

Я исподтишка пихнул его локтём.

— А правда, почему? — задумалась мама. — Совершенно справедливый вопрос, и я хочу немедленно обсудить его с папой.

Мама направилась в комнату, где папа чертил какие-то ужасно сложные чертежи. А я сразу накинулся на Лёшку:

— Ты чего это в мою жизнь вмешиваешься? Сам записываться в музыкалку не хочет, а меня толкает.

— Ну и что? — хитро сощурился Лёшка. — Ты же сам говорил, что это не беда.

— Конечно, не беда, — не хотел отказываться от своих слов я, — просто к музыке у меня нет никакого таланту. И желания тоже нет.

— Вот и у меня тоже, — поддакнул Лёшка.

Мы молча посмотрели друг на друга.

— Конечно, научиться играть на пианино престижней, чем на баяне, — донёсся из комнаты мамин голос.

— Баян тоже хорошо, — ответил папа. — На свадьбы всегда баянистов приглашают.

— Ещё чего не хватало! — возмутилась мама. — Чтобы мой сын по свадьбам с гармошкой бродил да объедки собирал.

— Ну почему сразу объедки? — удивился папа. — Какие у тебя странные ассоциации.

Но мама уже вышла в коридор и объявила:

— Итак, Миша, мы с папой решили, что и тебе музыкальное образование не помешает. Всё-таки не будешь бездарно свободное время проводить.

Настроение моё испортилось окончательно.

— А когда же состоится прослушивание? — спросила она у Лёшки.

— Завтра, — мрачно ответил он.

— Ой как хорошо, не опоздали, — обрадовалась мама. — Завтра вместе и пойдёте. Я бы вас, ребятки, проводила, да не могу. С работы не отпустят.

Я вышел с Лёшкой на площадку.

— И чего ты припёрся? — напустился я на него. — Не мог завтра, после прослушивания прийти.

— Как же завтра? — начал оправдываться Лёшка. — Я же хотел, чтоб ты помог мне. Надеялся, что придумаешь, как избавиться от этой дурацкой школы.

— «Надеялся», — сердито передразнил его я. — А теперь мне за двоих думать надо.

Я помолчал, собираясь с мыслями и решив, что отказывать друзьям в помощи нехорошо, смягчился.

— Ладно, — проворчал я, — вместе выкручиваться будем.

На другой день в час дня мы, как положено, стояли у парадного входа музыкальной школы номер три. В большом освещённом вестибюле нам понравилось, и, вдоволь покорчив рожи в зеркалах, мы наконец вспомнили, зачем явились. Узнав у старенькой вахтёрши, в каком кабинете будет прослушивание, мы поднялись на второй этаж.

Народу здесь было видимо-невидимо. И не столько было детей, сколько родителей. Мамы и папы, бабушки и даже один дедушка с бородой. Они шумно переговаривались, хвалились друг перед другом исключительным слухом своих детей. Дверь кабинета, в котором проводилось прослушивание, периодически открывалась, и очередной будущий музыкант робко шёл на первый в своей жизни экзамен.

— А может, нам не ходить на экзамен да и всё? — толкнул меня в бок Лёшка.

— А что мы родителям скажем?

— Скажем, что не приняли нас.

— Нет, Лёшка, я своей маме врать не буду. И тебе не советую. Сам подумай: она-то ведь тебе никогда не врёт.

Лёшка смущённо почесал за ухом, потом предложил:

— Тогда, чтобы обмана не было, давай так экзамен сдадим, что в школу нас не примут. Сделаем вид, будто у нас совсем никакого слуха нет.

— Можно и так, — неуверенно ответил я. — Ну там видно будет, что делать.

— Интересно, что нужно петь?

— Понятия не имею. Да и зачем нам это знать, если у нас ни слуха, ни голоса нет.

— Точно, — сообразил Лёшка и сразу успокоился.

Часа два, наверное, томились мы в коридоре, пока наконец не подошла моя очередь входить в кабинет. Лёшка ободряюще кивнул мне и хлопнул по плечу. Я сделал глубокий вдох и вошёл в класс. Там за несколькими столами сидела приёмная комиссия. В углу поблёскивало чёрное полированное пианино.

Я сразу же решительным шагом направился к нему и уселся на маленький кругленький стульчик.

— Как твоя фамилия, мальчик? — спросила меня женщина в яркой сиреневой кофточке.

— Клюшкин, — ответил я и деловито поднял крышку пианино.

— Ты уже умеешь играть? — удивилась тётенька.

— Я нет, а вы?

Тётенька улыбнулась и сказала:

— Я умею и кое-что сейчас тебе покажу.

Она придвинула ещё один стул и села со мной рядом.

— Вот я сыграю сейчас забавную песенку, а ты попробуй повтори:

— нажимала она на клавиши.

Мне клавиши очень понравились, и я тоже с удовольствием понажимал на них.

— Молодец, — похвалила меня тётенька. — А песни петь ты умеешь?

— Почему же нет? — удивился я. — Запросто.

И затянул любимую дедушкину песню, которая выручала меня не раз:

Горланю, а сам одним глазом поглядываю, нравится ли комиссии моя песня. Смотрю: кивают, одобрительно кивают — и взревел с новой силой:

Тут, вижу, погрустнело моё жюри. Ну что делать? Надо исправлять положение.