Владимир Борисов - Первое апреля. Сборник весёлых рассказов и стихов

В кафе заказали омлет. Мама отказалась с нами идти. Манная каша со сливками и малиной в её тарелке смотрелась аппетитно.

Официантка спросила у меня:

— Вам омлет зелёным луком посыпать?

— Нет, — говорю, — не люблю зелёный лук.

— Вот, — наставительно сказал папа, — это и есть право выбора.

В кафе мы ходили каждое воскресенье. Мама сидела дома и с независимым видом смотрела передачи про путешествия.

Я скоро омлет видеть не мог. А официантка уже привыкла к нам, как к родным. Один раз поставила мне тарелку с омлетом и ушла.

— Подождите! — сказал ей. — А почему вы не спросили, посыпать ли мне омлет луком или нет?

— А зачем? — пожала плечами официантка. — Ты всё равно скажешь — не надо.

— А сегодня — надо, — заявил я, — и, вообще, у человека должно быть право выбора.

А потом повернулся к папе и говорю:

— Давай теперь у тебя будет мужская со-ли-дар-ность и мы будем дома завтракать?

— Давай, — обрадовался папа, — а то что-то я по манной каше и передачам про путешествия соскучился. И по маме.

Васечка спал крепко. А засыпал плохо. Мама, бывало, по два часа его укачивала. На полчасика сна могла его укачать. Зато в эти полчасика можно было и разговаривать, и петь. Васечке спать ничего не мешало.

Вот как-то укачала мама Васечку, положила в кроватку. Приходит Васечкина старшая сестра Катя и говорит:

— Можно я Бритни Спирс послушаю?

— Можно, — говорит мама, — Васечке не помешает.

Катя музыку и включила. Заходит в комнату Светочка, средняя сестра, и говорит:

— Можно я Некрасова буду учить вслух? Мне в школе задали.

— Пожалуйста, — говорит мама, — учи.

Света раскрыла книгу. Заходит дедушка и говорит:

— Можно я гвоздь в стену вобью, чтобы картину повесить? Не помешает это Васечке?

— Вбей, — согласилась мама, — не помешает.

Дедушка взялся за молоток. Пришла бабушка, принесла дедушке картину, а Кате со Светой — конфеты.

— Можно, — спрашивает она у мамы, — я новости посмотрю? Там сейчас репортаж с Ниагарского водопада будет.

— Посмотри, — кивает мама, — Ниагарский водопад — это интересно.

Вот сидят они в комнате все вместе, слушают Бритни Спирс с Некрасовым, конфеты едят и на картину с Ниагарским водопадом любуются. Заходит папа и говорит:

— Мне бы письмо на работу отправить. Можно я за компьютер сяду?

— Нет, — вдруг сказала мама, — ты по клавишам очень громко барабанишь. Васечка может проснуться.

— Не проснётся он, — говорит папа, — у вас тут водопад шумит.

— То — водопад, а то — клавиши, — говорит мама, — нельзя тебе за компьютер.

— Нет можно!

— Нет нельзя!

— А я говорю — можно!

— А я говорю — нельзя! — закричала мама.

Тут Васечка и проснулся. Все смолкли, даже Бритни Спирс. А мама погладила Васечку по голове и проворчала:

— Всё из-за тебя с твоими клавишами! Говорила — нельзя тебе за компьютер.

Диванчик для Размышлений был жёстким и скрипучим. Я поёрзал на нём ещё немного, а потом закричал:

— Мам! Можно мне слезть?

Мама появилась в дверях. Она повязывала передник.

— А ты подумал о своём поведении? — строго спросила она. — Теперь ты понял, почему не следует таскать кошку за хвост?

— Понял.

— Тогда слезай. И займись чем-нибудь спокойным. Дай мне борщ доварить.

— Чем? — решил уточнить я, отыскивая глазами кошку. Она притаилась на подоконнике.

— Например рисованием.

Мама исчезла. Я вздохнув, лёг на пол и вытащил из-под Диванчика фломастеры. Поборов желание швырнуть их в кошку, я сел за стол. Что бы такое нарисовать? Кошку? Да ну её. Лучше — маму в переднике.

Я выбрал синий фломастер и нарисовал мамину голову. Но получилась не голова, а какой-то футбольный мяч. Я сразу понял, в чём дело. Синий фломастер был плохим. Я сбегал на кухню и выбросил его в ведро. Мама стучала ножом по доске в облаке пара и ничего не заметила.

Вернувшись, я взялся за жёлтый фломастер. Попытался нарисовать облако пара. Вышли странные завиточки. Я выбросил и жёлтый фломастер.

Зелёный фломастер был хуже всех. Он нарисовал не мамину руку, а кактус. Я разозлился и сломал его. А когда взял красный фломастер и стал рисовать борщ, вошла мама.

— Ты что делаешь? — сердито спросила она.

Я молчал, потому что в руках у мамы были обломки зелёного фломастера.

— Зачем ты фломастеры выкидываешь?

— Они плохо рисуют, — буркнул я и ткнул пальцем в рисунок, на котором голова-мяч варила среди завитушек борщ, помешивая его рукой-кактусом.

— А может, виноваты не фломастеры? Может быть, виноват художник? — спросила мама.

— Как это? — не понял я.

Мама принесла с кухни фломастеры, села на стул, потеснив меня, и принялась рисовать. Она быстро изобразила меня, кошку и даже Диванчик для Размышлений. Всё было очень похожим, особенно я, хотя меня и нарисовали синим фломастером.

— Видишь? — улыбнулась мама.

— Вижу, — кивнул я, разглядывая синего себя.

— Понял?

— Понял.

— Что ты понял?

— Что всё зависит от художника.

— Молодец! А что это, по-твоему, значит?

— Что фломастеры полежали в мусорном ведре и подумали о своём поведении. Больше они не капризничают, а рисуют как надо. В общем, хороший художник должен иногда выкидывать фломастеры в мусорное ведро, чтобы они хорошо рисовали.

Кошка мяукнула и спрыгнула с подоконника.

— Знаешь что? — сказала мама. — Ступай-ка ты опять на Диванчик для Размышлений.

У двери она обернулась и добавила:

— Только думай о своём поведении быстрее, а то борщ остынет.

А со мной вот какая история на даче приключилась. Я спать укладывался. А кровать у окна стоит. Я пожелал маме спокойной ночи, полез под одеяло и решил перед сном на луну посмотреть. В окно глянул, а там — батюшки! Ведьма по крыше соседнего дома карабкается, а её волосы всклокоченные на ветру развеваются. Я — скорей за мамой.

Она поднялась с кровати и спрашивает с интересом:

— Где твоя ведьма, показывай!

Я и показал. Мама засмеялась:

— Это не ведьма! Это берёза на ветру дрожит, а её ветви на волосы похожи. Спи!

Я — снова под одеяло. На всякий случай в окно посмотрел, а там — циклоп!

Мама на этот раз неохотно поднялась. Видно, уже заснуть успела.

— Это не циклоп. Это дуб во дворе качается. А на нём скворечник.

Ушла мама.