Дмитрий Нагишкин - Город Золотого Петушка

Мишенька, со своей непосредственностью, не мог себе представить города, в котором не был бы поднят красный флаг, — ведь он привык к ним с первого дня своего рождения, они трепетали в воздухе, тут или там, всегда и везде: и он ускорил игру — подняв красный флаг над дворцом паши и возвестив об окончании старой эры.

Сегодня папа Дима скоро отступился, предоставив ребятам самим строить новый город, лишь только с жадностью прислушивался к тому, о чем говорят ребята. Он тихо отошел в сторону, к маме Гале, но неотступно наблюдал за тем, что происходит перед его глазами, и только время от времени кивал головой, если кто-нибудь из ребят обращался к нему как к высшему авторитету, доказывая свою правоту.

А у строителей разгорались страсти: каждая новая улица рождалась в ожесточенных спорах, надо было слышать, какими горячими и осведомленными градостроителями оказались ребята! Уже Андрюшка громче всех кричал, что на перекрестках улиц надо делать туннели, чтобы облегчить передвижение транспорта и разгрузить магистральные направления. «Слова-то какие!» — шептал про себя папа Дима. Уже Толстая Наташка в который раз требовала внимания к себе, жалобно говоря:

— Ну товарищи! Ну товарищи! Детишкам же зелень нужна, как вы этого не понимаете? — и возле каждого дома-кубика втыкала в песок крохотные веточки, изображавшие деревья.

Уже Аля и Ляля снесли чей-то дом, найдя его безобразным, а какой-то кубик-дом, выпиравший из порядка кубиков, передвинули с места на место и повернули, чтобы не портить вида центрального проспекта. А Мишенька — бессменный поставщик облицовочного материала, давно сбросивший свою вельветовую куртку и оставшийся в одной клетчатой рубашке с короткими рукавами, сказал неожиданно для всех:

— И чтобы коммунальных квартир не было, да? — и отправился в очередной рейс.

Отец Али и Ляли, тоже вышедший на берег, внимательно глядел на происходящее. Услыхав то, что сказал Мишенька-Революционер, он крикнул ему вдогонку:

— Миша! А ты в коммунальной квартире живешь?

Не оборачиваясь, Мишенька ответил:

— Ну, а где же еще.

Отец Али и Ляли рассмеялся и сказал папе Диме:

— Ох, до чего же у людей развита тяга к улучшению условий жизни. Честное слово, вот эти товарищи, — он кивнул головой на оживленную толпу ребят возле города, — так же яростно будут драться со всеми бюрократами и недорослями и в настоящей жизни за благородную жизнь, как сейчас планируют этот игрушечный город! У меня Лялька спит и во сне видит стать архитектором. Аля мечтает о том, чтобы конструировать машины для домашних хозяек, всякие, чтобы избавить быт от одуряющей неблагодарной работы. Недавно они чуть совсем не испортили матери буфет — сконструировали прибор для подачи тарелок из буфета прямо на стол. Хорошо, что дело кончилось лишь двумя разбитыми тарелками.

— Да, технологическое мышление у ребят послевоенного поколения очень развито! — согласился папа Дима. — А преподавание в школе остается допотопным, схоластическим, оторванным от жизни…

Он помолчал и добавил каким-то особенным тоном:

— Мечтаю о том, чтобы школа как-то вот так, — он кивнул в сторону ребят, возившихся над постройкой, — прививала ребятам прочные знания, в увлекательной форме давала бы широкое и очень конкретное представление о многих вещах, с которыми им придется столкнуться в их трудовой жизни. Вы знаете, они вот планируют сейчас игрушечный город, а после этой игры — яснее будут видеть недостатки в планировке городов, яснее будут видеть, что надо для удобной и рациональной жизни… Представляете себе, курс географии родной страны проводится на колесах, в поездке по Союзу? Курс истории — на раскопках, вблизи памятных мест! Курс физики — с привлечением виднейших ученых, открытия которых известны ребятам. Курс иностранных языков — с одновременным ознакомлением учащихся с бытом, пейзажами и искусством этой страны! Курс математики — с одновременным популярным и показательным демонстрированием того, как применяются, что за собой влекут, какое распространение имеют в практике эти, с первого взгляда оторванные от жизни, отвлеченные понятия и формулы. Из средней школы должен выходить человек, готовый к тому, чтобы взяться за любое дело, к которому привлекла его внимание школа, в котором он лучше всего ориентируется, к которому лежит его сердце…

Он заговорил горячо и страстно. Мама Галя обернулась на него, несколько обеспокоенная этой горячностью. Может быть, впервые она поняла, какое действие оказала поездка на папу Диму, которого оставил недуг, когда вспомнила, что раньше, до болезни, у папы Димы был такой звонкий голос и такая горячность и что лишь болезнь заставила его говорить неторопливо, взвешивая силы свои, тихим, негромким голосом и молчать тогда, когда ему смертельно хотелось броситься в драку, самую гущу драки, какие не раз затевались между их знакомыми, многие из которых хотя и разделяли взгляды папы Димы, но не решались на открытую критику постановки школьного дела. «Ну, развоевался наш папа Дима! — сказала себе мама Галя. — Хлебнем мы теперь горя, если он в таком настроении вернется!» Она покачала головой, но не очень огорчилась. Однако полувопросительным тоном она сказала, обратившись к мужчинам:

— Завиральные идеи, не правда ли?

Петров рассмеялся и пожал плечами:

— Я вижу, среди нас есть феноменальные фантазеры. Милый друг, да кто же вам даст такие возможности? Да вы представьте себе, что бы было, если бы мы вздумали — по вашему рецепту — развозить по стране тридцать миллионов учащихся!

Петрова перебила мужа:

— А ты дай доказать эту точку зрения! Что ты его расстреливаешь своим «представьте»…

— Извините, — сказал Петров.

Писатель, с интересом смотревший на Вихрова, сказал:

— Дерзко, но невыполнимо! Так вот о чем мечтают учителя. И где? На Дальнем Востоке! Вы нарисовали заманчивую картину, но это утопично.

Папа Дима справился со своим волнением, он сидел совсем спокойно, только розовые пятна горели на его скулах, показывая, что волнение не покидает его.

— Да будет вам! — сказала Петрова, с сочувствием глядя на Вихрова, но понимая, что он хватил через край в своих мечтах.

Мама Галя, будто невзначай, положила руку на плечо папы Димы. «Не волнуйся! Возьми себя в руки!» — говорил ему этот жест. И Вихров негромко, обычным своим голосом сказал:

— Я не так наивен, товарищи! И вы напрасно поняли меня буквально. Техника нынче развилась чрезвычайно. Атом — атом! — взят на службу человечеству… Конечно, академика Бардина или Несмеянова не потащишь в каждую школу…

— А я что говорю! — вставил Петров.

— Вы забываете о радио, телевидении, кино! — сухо отпарировал папа Дима. — Все они вместе или по отдельности и дают нам те возможности, которые показались вам утопическими. Они должны вооружить нашу педагогику. Их применение должно изменить учебный процесс, помочь перестроить школу. Но они до школы и не дошли! Сколько школ имеют свои киноустановки, телевидение, радиоуроки языков, в каких школах есть фильмотеки по истории, географии, литературе, точным наукам? Где фильмы, в которых величайшие авторитеты в тех или иных областях науки, техники, промышленности читают лекции, даже не лекции, а введение в свою область знания, чтобы пробудить в ребятах жажду — видеть, знать, уметь?!