Жанна Браун - Зорькина песня

До свидания. Даша Лебедь».

Маря всхлипнула, прижала Зорьку к себе.

— Родненькие вы мои… И Николай Иванович наш… Што вам доктор-то про него сказал, Вера Ивановна?

Вера Ивановна сняла очки и стала медленно протирать их кусочком бинта.

— Сказал, что нужно срочно оперировать. Меня и пустили-то к нему на пять минут. Нельзя его сейчас волновать.

— А когда мы к нему поедем? — спросила Зорька.

— После операции. Сейчас строго запрещено.

— От и добре, — сказала Маря, — я и за Дашей управлюсь съездить. Усе вместе поедем. То-то радости будет!

В прачечную стремительно влетела Галка.

— Зорька! — крикнула она и, разглядев воспитательницу, осеклась. — Ой, извините, Верванна, мне Зорька нужна.

— Тю на тебя! — в сердцах сказала Маря. — Хиба ж можно так? Дивчина должна лебёдушкой ходить, а не прыгать сорокой. А ну пригладь волосы, растрёпа! И платье оправь… усе колени наружу.

Галка послушно поплевала на ладони, пригладила чёлку. Одёрнула платье.

— Так?

— Сгодится и так. А зараз иди сюда, я тебе нос умою.

Галка испуганно попятилась.

— Маренька, милая, некогда, — взмолилась она, — Зорька, идём.

Вера Ивановна сложила треугольник и сунула его в карман.

— Иди, Зоря.

На дворе Галка спросила, понизив голос:

— Сказала?

И тут только Зорька вспомнила, зачем искала воспитательницу.

— Ой, Галя… забыла. Там, понимаешь, письмо от Даши пришло. И ещё разрешение, чтоб её к нам забрать. Маря за ней поедет. Я счас, подожди минутку…

Из-за угла корпуса показался Генька. Он остановился и тихонько свистнул. Галка оглянулась, махнула ему рукой.

— Ладно. В другой раз скажешь. Чего спешить? Айда скорее.

— Куда?

— Забыла? Ну, и память у тебя, Будницкая!

Из зарослей лопухов и пырея хорошо был виден утоптанный двор с глиняной печкой, дымящейся посередине двора, возле которой сидела на корточках молодая женщина в белом платье и ватной стёганой безрукавке с пушистой оторочкой из козьего меха.

Сумерки сгущались быстро. Связки сушёной дыни, развешанные гроздьями на верёвке под крышей, постепенно теряли свою сочную медовую окраску и становились невидимыми в темноте.

Женщина подошла к сараю. Набрала в подол плитки прессованного кизяка и снова уселась возле печки, подбрасывая кизяк в огонь. Едкий дым сизыми кольцами висел над землёй.

Зорька приподняла подол платья, вытерла им заслезившиеся глаза. Галка поёрзала, устроилась поудобнее и зашептала, горячо дыша в затылок Зорьке:

— Долго она ещё? Что же, нам до ночи здесь сидеть?

Конопатый Генька поднял голову, сердито глянул на Галку круглыми выпученными глазами.

— Тише ты… зато дыни поедим. Скажи спасибо, что собаки нет. С вами, трусихами, свяжешься — никакого толку не будет.

— Ладно вам, — примирительно шепнула Зорька, — сейчас она уйдёт.

Женщина плеснула в печку ковш воды, прихватила тряпкой котёл и потащила его в юрту, что-то крикнув по-казахски. Из чёрного провала двери в мазанке выбралась сгорбленная фигура, закутанная в белое покрывало, и пошлёпала в юрту. Во дворе установилась тишина.

— Пора! — привстав, сказала Галка и оглянулась на Геньку. — Пока они поедят, мы уже дома будем. Зорька, ты давай лезь на крышу, там курт сохнет, а мы с Генькой сушёнки наберём.

Зорька послюнила под коленкой затёкшую ногу и вскарабкалась по приставной лестнице на крышу. Кругляшки твёрдого сыра смутно белели на тёмной кошме, словно обкатанные морем камни, невесть как занесённые в казахскую безводную степь. Зорька потуже завязала пояс у платья и стала сыпать кругляшки за пазуху. Неожиданно в доме резко хлопнула дверь, раздался всполошённый женский крик:

— Шайтан! Детдом шайтан!

— Зорька! Беги! — крикнула Галка снизу.

Зорька упала на крышу плашмя, подползла к краю, где была приставлена лестница, но как раз в этом месте стояла женщина и кричала так, словно её резали:

— Вор! Шайтан! Держи вор!

Галка и Генька пронеслись через двор и исчезли в кустах. Зорька заметалась по крыше. А от юрты уже бежали люди.

— Где вор?

— Держи!

— Ай, на крыше! На крыше!

Кто-то схватил онемевшую от страха Зорьку, стащил волоком по лестнице. Зорька попыталась вырваться. Пояс платья лопнул, и на землю с коротким стуком посыпался сыр.

— Вор! — взвизгнула женщина. — Убивать надо!

Зорька замерла и приникла к земле, ожидая, что её сейчас начнут убивать.

— Уай! Что там? — раздался из юрты неторопливый старческий голос. В голосе старика было что-то знакомое. Зорька вскочила на ноги и помчалась к юрте.

Не помня себя от страха, Зорька влетела в юрту и упала на мягкий войлок. Следом за нею вбежали женщины.

— Уай! Столько шума из-за маленькой девочки, — насмешливо сказал над Зорькой знакомый голос.

Зорька подняла голову.

В юрте ярко пылал очаг. А возле очага перед большим деревянным блюдом с варёной кукурузой на груде ватных одеял сидел, подобрав под себя ноги, старик Токатай. Он сидел неподвижно, бросив руки на колени, и смотрел на Зорьку.

«Кумалаки… кумалаки», — счастливо запрыгало, зазвенело в голове Зорьки и отдалось в сердце сладкой надеждой.

— Маленький, маленький, а вор! — сказала обиженно чернокосая женщина.

Старик Токатай покивал головой, процедил бороду между смуглыми сухими пальцами.

А женщины, столпившиеся у входа в юрту, кричали:

— Всё крадут!

— Мы работаем, работаем, а они крадут!

— Известно, детдомовские!

Чернокосая пошевелила в очаге кочергой, подбросила несколько жёлтых плиток кизяка, подняла голову и в упор, брезгливо посмотрела на Зорьку.

— Когда такое было, а? Никогда не было. У-у-у, вор! Убивать надо!

— Уай, дочка, а может быть, девочку накормить надо? Кульшат, принеси воды, пусть девочка освежит лицо и руки.

Чернокосая Кульшат взмахнула широкими рукавами платья, схватилась за отвороты безрукавки в знак удивления.

— Астапыр алла! — протяжно и негодующе сказала она. — Ата, с каких пор казахи угощают воров?

— А с каких пор казахи называют голодных детей ворами? — в тон ей спросил старик Токатай и, вытащив из-за спины подушку, положил её рядом с собой.

— Садись, девочка, и пусть огонь очага моей дочери растопит в твоём сердце страх. Садись…

Зорька всхлипнула, боязливо взглянула на Кульшат, поднялась на четвереньки, подползла к старику и села на подушку.

— Как твоё имя?

— Зорька… — с трудом разжимая зубы, ответила она. И вдруг начала выкрикивать: — Это Щука всё! Если мы голодные! Коля-Ваня в больнице! А Щука крупу гречневую продала. Они вместе с Крагой, вместе! Я знаю! Он на дочке Щукиной женится! А нам капусту гнилую дают!