Витауте Жилинскайте - Операция «Тюбетейка»

«Сгр-р-рабастаем… Р-р-раздер-р-рём…» — продолжала рычать и выть косматая стая. Волк, бежавший самым первым, уже клацал своими клычищами почти у самого козлиного хвостика: вот-вот схватит. Но тут, то ли случайно, то ли намеренно, козлик взбрыкнул задними копытцами, пнул злодея прямо в нос и выбил у него огромный клык…

— Ха-ха-ха! — покатывались со смеху зрители. А один из малышей сунул в рот палец и пощупал свой шатающийся молочный зуб. А вдруг он и у него выпал?

Между тем козлик подбежал к речке. Сейчас бултыхнётся в воду и перед самым носом у хищников вскарабкается на плывущее бревно, течение подхватит это бревно и унесёт в океан, в океане козлик подружится с дельфином, и тот на собственной спине отвезёт его на удивительный Капустный остров… Семёрка маленьких телезрителей как свои пять пальцев знала всё, что будет дальше. Но пока на экране показывали то место, где козлик выбил волку клык, клык вылетел из пасти и попал прямо в кротовую норку, крот страшно перепугался, закопался в самую глубину… Но вот козлик уже очутился на берегу.

— Ха-ха-ха! — корчилась детвора от смеха. — Сейчас плюхнется! А вон уже и бревно подплывает… Ну, прыгай! Ха-ха-ха!

Однако козлик ни с того ни с сего повернул головку с маленькими рожками и вопросительно посмотрел на ребят, как будто услышал их смех и слова, и вдруг проблеял:

— А вот и не прыгну! Хватит!

И тогда произошло самое странное из всего, что может произойти на телевизионном экране: козлик не прыгнул в реку и не стал карабкаться на плывущее бревно… Он выскочил из экрана! Выпрыгивая — оп-ля-ля! — проделал в воздухе тройное сальто и приземлился на пол возле семёрки маленьких телезрителей. Потом преспокойно притащил для себя восьмой стул, удобно уселся и тоже принялся жадно смотреть фильм.

Ребята покосились было на нового телезрителя, но снова прилипли глазами к экрану. Подумаешь! Пусть даже вылезли бы с экрана и растянулись около них грозный лев или гремучая змея, они всё равно продолжали бы преспокойно сидеть и смотреть, потому что ничего на свете не было для них важнее телевизора.

А на экране начали твориться странные, невероятные вещи! После того как козлик исчез, семёрка голодных косматых волков растерялась. Они глупо скалились и, выпучив глаза, вертели головами. Тот, которому козлёнок выбил зуб, прошамкал:

— Братцы… тут што-то не так… Давайте лучше шматываться отшуда… А то этот кожлик ещё подложит нам какую-нибудь швинью!

— Хи-хи-хи! — рассмеялся довольный козлик, сидевший вместе с ребятами возле телевизора.

Стая сбилась в кучу и, боязливо озираясь по сторонам, потрусила обратно в лес. Экран опустел. Остались на нём только серая река да плывущее по ней одинокое бревно, на которое никто не карабкался. Плыло оно и плыло, плыло и плыло, пока семеро маленьких зрителей не принялись зевать от скуки. Зевнул и козлик.

Только тут ребятишки снова вспомнили о нём, повернулись к козлику и зашумели:

— А ты зачем? Ты что хулиганишь? Это ты виноват! Удрал с экрана — что мы теперь будем смотреть! Со скуки из-за тебя помрём… Ишь расселся!.. А ну-ка, полезай обратно в телевизор!.. Прыгай в речку, лезь на бревно!

Но козлик ещё удобнее устроился на своём стуле.

— Сами прыгайте, если охота! А я больше не желаю. Напрыгался. С меня довольно.

— Но ведь тебя же дельфин ждёт. Кого он на Капустный остров повезёт? Кого?

— Спасибочки! Я на том острове уже сто девять раз был, надоело, — не соглашался козлик. — Он у меня поперёк горла со своей капустой стоит! Говорю вам, хватит с меня.

— Козлик… миленький… хорошенький… — стали умолять ребята. — Ну в последний… в последний-препоследний разочек — вернись в телевизор!.. Мы так просим тебя!

— Не вернусь ни в последний и ни в какой другой раз! — упёрся козлик.

— Не пойдёшь по-хорошему — мы тебя силой затолкаем! — рассердились ребята. — И ещё ремнём угостим!

— Ха-ха! — расхохотался козлик. — Если семеро волков ничего со мной сделать не смогли, то что для меня семеро карапузов!

Он вскочил, прыгнул через головы малышей и вылетел в дверь. Ребята бросились следом.

— Сто-ой! — кричали они, скатываясь по лестнице. — Всё равно не удер-р-рёшь… сгр-р-рабастаем…

Но козлик уже мчался по полю. От спешки он снова то и дело спотыкался о кочку или пень и — оп-ля-ля! — перекувыркивался в воздухе. Семёрка преследователей неотступно гналась за ним. Первый из мальчишек, тот самый, у которого шатался зуб, уже чуть не хватал его за хвостик… Но козлик то ли случайно, то ли специально взбрыкнул задними копытцами и — бац! — прямо в молочный зуб!.. Зуб — крак! — и в кротовую норку, крот с перепугу — шасть! — в самый дальний конец норки!..

Однако ребята быстро устали и запыхались. От постоянного торчания перед телевизором они разучились бегать, отвыкли от чистого воздуха, у них подкашивались ноги, рябило в глазах, они едва переводили дух и под конец уже плелись, словно семеро дряхлых старичков, так что на них даже смотреть было смешно. Так доковыляли они до речки, до широкого прибрежного луга. А тут жужжали шмели, желтели одуванчики, порхали бабочки. На камне грелась под жарким солнышком семейка ящериц. Неторопливо полз жук-олень. Вертел своим хохолком чибис.

Семёрка загнанных, бледных ребятишек остановилась посреди луга и изумлённо заахала:

— Как же тут красиво! Лучше, чем в цветном телевизоре!

А тот мальчик, которому козлик помог избавиться от шатавшегося переднего зуба, прошепелявил:

— Жнаете што, ребята? Давайте поиграем тут в шалоч-ки!.. И пушкай козлик наш ловит!

Они носились и катались по мягкой зелёной траве до изнеможения. Козлик учил их делать тройное сальто, и было ребятишкам так славно, как никогда раньше!

А на голубом экране телевизора в сто десятый раз всё плыло, плыло, плыло и плыло одинокое бревно, на которое так никто и не вскарабкался…

Возле камышей покачивалась на волнах озера деревянная уточка. Выглядела она совсем как живая: спину прикрывали сизые пёрышки крыльев, гладкая точёная головка с жёлтым клювом и лупатыми оранжевыми глазками гордо покоилась на серенькой шейке, сзади задорно торчал острый хвостик — никому бы и в голову не пришло, что это не настоящая уточка, а деревянное чучело.

Неподалёку от уточки в густых камышах затаился охотник. Он сидел в челноке. На коленях у него лежало заряженное ружьё, в губах была зажата деревянная свистулька — манок, похожий на утиный клюв. Стоило охотнику подуть в этот манок, как раздавалось «кря-кря-кря». Ну точно живая дикая утка крякает!

— Кря-кря-кря, — крякал охотник своим деревянным клювом. — Кря!