Галина Ширяева - Девочка из легенды

Вот у Литы Серебряковой и сердце, и печенка, и легкие в полном порядке, а пошла она к врачу, поплакалась, и ей выдали справку.

А что касается Пустовойтовой, то ее следует от Сенина отсадить.

Нужно сказать об этом Ирине Осиповне.

Раньше классным руководителем седьмого «Г» был Василий Илларионович, учитель по физике.

Василий Илларионович был строг, и ученики его побаивались. Двойки он ставил беспощадно, хотя, когда ставил их, заметно нервничал.

Как говорила Трехина, она с Василием Илларионовичем «сработалась» очень хорошо. Оба были строгими, оба имели одинаковые мнения о тех или иных учениках седьмого «Г», оба готовы были сурово наказывать.

Но внезапно в начале этого учебного года Василия Илларионовича назначили классным руководителем в девятый класс, руководитель которого ушёл на пенсию, а седьмой «Г» передали Ирине Осиповне — молоденькой преподавательнице русского языка, которая только что окончила пединститут.

Вот уж с ней-то староста никак сработаться не могла!

Учеников своих Ирина Осиповна знала еще очень плохо, и уж, кажется, в этом отношении староста Трехина должна была бы стать единственным связующим звеном между нею и классом. (Ведь три года Трехина на руководящей работе, всех одноклассников знает, как свои пять пальцев!)

Но Ирина Осиповна предпочитала иметь о каждом из учеников свое собственное мнение, и мнение это, по-видимому, очень сильно расходилось с мнением старосты.

Когда Трехина вежливо намекала Ирине Осиповне, что некоторых учеников седьмого «Г», таких, как, например, Пустовойтова, все равно не перевоспитаешь, и лучше бы уж не тянуть Пустовойтову из класса в класс, а поскорее бы от нее отделаться, оставить на второй год, Ирина Осиповна смотрела на Трехину очень холодно.

Когда Трехина сказала Ирине Осиповне, что Пустовойтову и Сенина нужно бы обязательно рассадить по разным партам, та нахмурясь, промолчала и никаких мер относительно Сенина и Пустовойтовой не приняла.

Староста решила действовать самостоятельно.

— Слушай, — сказала она на большой перемене Ниночке. — Ты сейчас пересядешь на заднюю парту к Сенину, а я возьму к себе Пустовойтову. На меня-то она не повлияет!

Но Пустовойтова уходить с задней парты не захотела.

Староста возмутилась:

— Сейчас же собирай книги! Живо!

— Не пойду!

— Хорошо же!

Трехина ухватила Вальку за руку и потянула к себе.

Валька другой рукой крепко вцепилась в парту. Трехина потянула сильнее.

— Валя! — вдруг жалобно попросила Валька. — Помоги!..

Растерявшийся Валя ухватил Вальку за край фартука.

Староста покраснела от негодования и потянула Вальку еще сильнее.

Но Валя крепко уперся коленями в край парты и Валькиного фартука не выпустил.

А по коридору уже мчался кто-то из семиклассников и по дороге всем сообщал:

— В классе Трехина и новенький из-за Вальки дерутся…

Когда вокруг парты, где происходило сражение, собралась веселая толпа, староста выпустила Валькину руку, грозно посмотрела сначала на Вальку, потом на Валю и с достоинством отошла к своей парте, где сидела, держа под мышкой портфель, готовая к эвакуации на заднюю парту, председатель Ниночка.

— Поздно спохватились, — сказала ей староста. — Она на него уже успела повлиять.

Ох, зачем только выбрали Ниночку председателем! Выбрали бы Колю Чижаковского. Он один раз сказал, что у него лопнет в конце концов терпение и он как следует треснет деятельного сверх меры старосту по шее.

А у нее, у Ниночки, терпения хватит, наверно, надолго-надолго…

Ниночка привыкла слушаться Трехину и подчиняться ей во всем.

Жили они с детства в одном дворе, вместе играли когда-то в дочки-матери (Трехина всегда была «матерью», а Ниночка «дочкой») и в школу (Трехина была «учительницей», а Ниночка «ученицей»).

Еще тогда все взрослые во дворе говорили, что из рассудительной и серьезной, умеющей командовать Тони Трехиной непременно выйдет педагог.

А сама Трехина педагогом стать решила лишь в прошлом году. И уж, конечно, педагог из нее получится замечательный!

«Уж будьте покойны, — говорила она, — педагогических способностей у меня побольше, чем у некоторых педагогов. Во всяком случае, у меня на уроках руки дрожать не будут».

Последнее относилось к Ирине Осиповне.

Трехина и Ниночка сидели на первой парте и видели, как у Ирины Осиповны дрожали пальчики, когда она, начиная урок, раскрывала классный журнал.

А вот позавчера Ирина Осиповна вместо пятерки Коле Чижаковскому поставила на журнальной странице напротив его фамилии кляксу.

Промокашки в журнале не оказалось, и Ирина Осиповна промокнула кляксу указательным пальцем, а после этого покраснела почти до слез.

Ниночке стало ее жалко, а Трехина лишь усмехнулась: будьте покойны, у нее на уроке этого никогда не случится, уж она не покраснеет.

Обе мамы, Валина и Валькина, друг другу понравились.

Они этому очень обрадовались. А когда выяснилось, что их дети, Валя и Валька, учатся в одном классе да еще сидят за одной партой, то обрадовались вдвойне. И тут же вручили Вале и Вальке ключ от коридора — один на двоих. Причем ключ отдали Вальке.

Вот и приходилось теперь возвращаться из школы домой вместе: дома в это время дня никого не было, и дверь можно было открыть лишь этим ключом, который Валька держала в своей сумке.

Всю дорогу до дому Валька болтала почти без умолку.

Валя узнал от нее множество разных вещей о седьмом «Г», о Валькиной семье, о самой Вальке.

Слушая Валькину болтовню, Валя презрительно пожимал плечами. Ну какое ему дело до того, что старший Валькин брат Аркадий скоро женится! И совершенно Вале неинтересно то, что Серебрякову в классе считают настоящей кокеткой…

Впрочем, это как раз интересно: о кокетстве Валя слыхал и читал давно, надо посмотреть, как оно выглядит на практике.

У Серебряковой (девочки с золотыми завитками на голове, похожими на поросячьи хвостики) было марсианское имя Аэлита. В классе ее звали Литой.

На людей Лита смотрела всегда прищуренными глазами, и непонятно было: то ли она смотрит так потому, что плохо видит, то ли потому, что всех презирает, А может, потому, что хочет показать свои длинные ресницы?

Ее соседку по парте звали в классе Маркой.

На голове у Марки была такая же куча завитков, как и у Литы, только они не были похожи на поросячьи хвостики, каждый напоминал собой штопор.

В парте у Марки лежала маленькая круглая коробочка. Иногда среди урока Марка открывала ее, тогда Вале в лицо прыгал солнечный зайчик: в крышку коробки было вделано зеркальце. Марка загораживалась учебником, низко наклонялась над партой и что-то начинала делать с лицом.

— И мне! И мне! — шептала тогда Лита.