Наринэ Абгарян - Всё о Манюне (сборник)

Фаю, двоюродную сестру Ба, все называли «которая Жмайлик». Не потому, что Фай в семействе Шац было штук сто и их как-то надо было друг от друга отличать. Совсем наоборот, Фая была одна, и звали ее на самом деле Факира. По случаю своего необычного имени она неприкрыто горевала, но менять его на другое принципиально не собиралась.

– Единственная память о моем сумасбродном отце! – объясняла она.

Того, что отец Фаи, Самуил Шац, был человеком, мягко говоря, сумасбродным, не отрицала даже Ба. Всю свою юность Самуил мечтал стать жонглером и выступать по всему миру со смертельным номером «летающие факелы». Преданно тренировался на заднем дворе доходного дома, принадлежащего его семье. Набив руку на непростом деле жонглирования яблоками и мячиками, перешел на тренировки «летающими факелами», сиречь горящими сучьями. Не раз становился причиной точечных мелких пожаров. Ходил с обожженными, забинтованными руками. В те счастливые дни, когда удавалось не обжечь руки, бывал нещадно бит отцом.

– Ты когда-нибудь возьмешься за ум или как? – орал отец, охаживая розгами непутевого сына.

Самуил побои стоически терпел, дневных тренировок не прекращал, а по ночам штудировал труды Елены Блаватской. Мечтал о поездке в далекую и таинственную Индию, медитировал по углам, доводя до нервного тика мать и сестер. В свободное от репетиций время пытался читать мысли и трактовать сны. Так как жильцы при виде хозяйского сына бросались врассыпную, теософические опыты ставил на детворе.

Расстался Самуил со своими мечтами лишь после того, как спалил западный флигель дома. Как отреагировал на пожар отец, история умалчивает. Видимо, достаточно гуманно, раз Самуил выжил, а через пять лет вообще женился на старшей дочери ребе Шломо Саре. Но свою дочь, в память о навсегда нереализованных юношеских мечтах, назвал Факирой. Чтобы как-то смягчить последствия эксцентричной выходки отца, девочку все называли Фаей, а после ее замужества, с подачи Ба – «которой Жмайлик».

Фая была асом писем весьма обрывчатого содержания. Жила она в Новороссийске и очень скучала по своим родственникам. По межгороду не наобщаешься – связь отвратительная, соединения иногда приходится по несколько часов ждать, да и операторы телефонной станции особой вежливостью и расторопностью не отличаются. Поэтому Фая строчила брату и сестре длинные письма.

Ба эти послания чуть ли не сквозь лупу изучала. Мало того что почерк был не ахти, так еще стиль письма отличался своеобразием – Фая игнорировала все знаки препинания, кроме восклицательного, а последовательное изложение мысли считала чем-то совершенно излишним.

«Здравствуй дорогая моя Розочка и вся твоя прекрасная семья Миша и Мария и ваши замечательные друзья и соседи Роза передай большой привет Наде и скажи что кофта села как влитая моя Лина носит ее не снимая!!! Картошка гнилая по двадцать копеек за килограмм колбасы вареной грамм триста если выстоять очередь и килька иногда в банках тоже попадается а рыбы вообще нет и вопрос как при таком раскладе прокормить семью чтобы не авитаминоз! Ромочке в поликлинике ставят диатез и рахит и какает он плохо раз в три дня а то и четыре говорили внук это счастье но вот проблем со здоровьем вроде немного но переживаю а уж Лина вообще!!! Достать анальгин! А он парень работящий ты не думай хоть и не наш а вообще татарин но и среди татар оказывается попадаются тоже хорошие люди главное не пьет и работает денег приносит Ромочка его папой называет а он радуется на руках его носит! Роза колени обязательно обертывай молодой весенней крапивой говорят помогает от артрита и не сильно кусается обложила колени крапивой обмотала тряпочкой и сиди себе перебирай гречку или рис как рукой снимает!»

Вот приблизительно такого содержания письма приходили из Новороссийска с регулярностью раз в неделю, а то и чаще.

– Фая! – кричала потом в трубку Ба. – Может, тебе какие еще лекарства кроме анальгина выслать?

– Какого анальгина? – надрывалась на том конце провода Фая.

– Ну ты тут мне в письме пишешь «достать анальгин», вот я и спрашиваю!

– Это я себе заметку сделала, чтобы не забыть его купить.

– Фая, ты меня в гроб своими письмами вгонишь! Что это за татарин, который тоже человек?

– Это Линка сошлась с парнем, зовут Равиль, хороший, работящий, к Ромочке как к родному относится! Ты обмотала колени крапивой? Я тут разузнавала, можно еще нашатырным спиртом натирать. Эффект молодильных яблочек гарантирован!

– Да уймись ты со своими молодильными яблочками, Фая! У меня не колени, у меня варикоз!

– А у кого тогда колени?

– А откуда мне знать?!

В общем, родственники у Ба были самые что ни на есть колоритные, под стать ей. И если с дядей Мотей мы уже виделись, то тетю Фаю, которая Жмайлик, знали исключительно по фотографиям. Она была очень похожа на Ба – такая же высокая, крупная, с вьющимися волосами и светло-карими глазами. Правда, про масть глаз нам Ба рассказала, потому что по черно-белым снимкам, которые высылала Фая, определить цвет было практически невозможно.

1981 год выдался богатым на юбилеи – в январе мне стукнуло десять, в мае маме должно было исполниться тридцать пять, а аккурат между нами, седьмого апреля, у Ба случилась круглая дата – аж целых шестьдесят лет. Юбилею предшествовало очередное дивное послание от Фаи, которая Жмайлик.

«Роза, – как бы между делом строчила Фая, – купила гипюр цвета слоновой кости два метра и шелка тоже два метра больше ничего нет думаю что бы такое можно было сшить чтобы нам по возрасту на выход или в гости и не выглядеть клоуном! Или может духи какие взять хотя можно у перекупщиков поискать а может посуды тебе сервиз не нужен на будущее Мане в приданое или просто выставить в сервант для красоты! Но! Обещали люстры так и не завезли зачем обещать и коробку конфет брать если обманут я не пойму! Пучок укропа стоит как килограмм картошки а витаминный салат Ромочке приготовить надо рахит почти прошел слава богу ноги стали какие надо не кривые а то раньше мяч бы проскочил и ни за что не зацепился бы! Ты главное просто намекни что тебе надо не хочу ехать с пустыми руками!!!»