Эдуард Веркин - Герда

Интересно, она и в семейной жизни кабанов из арбалета валить станет?

– Дайте еще стольничек… – начал канючить Левиафанов.

Гоша сунул картину под мышку, строго взглянул на Герду.

Мы вышли на воздух.

Саша ждала нас под деревьями, отгоняла веточкой тополиный пух.

– Что-то купили? – поинтересовалась она.

– Картину, – Гоша показал Саше живопись.

Саша задумчиво осмотрела картину, промолчала, ничего не сказала.

– Нам пора уже, – сказал Гоша. – Домой.

– Да, хорошо. Я хотела у тебя, Гош, спросить кое-что…

Я была умной девушкой, вздохнула и отправилась к остановке, а Сашка и Гоша отошли под липу. Стали о чем-то болтать, а я стояла себе. Домой не хотелось, тут мне больше нравилось. Интересно, если попросить папку купить здесь квартиру? Хотя вряд ли он согласится, отсюда через мост неудобно ездить, а одну меня никто жить не пустит, особенно после того, что случилось.

Оставалось мечтать. Конечно, в солнечные корветы я уже не очень верила, но трамвай кое-какую надежду вселял. Если долго ждать на остановке, рано или поздно придет нужный трамвай, который умчит тебя… В сторону какого-нибудь там эльдорадо.

Показался трамвай, но не тот, а вполне себе скучный, сарай на железных грохочущих колесах, совершенно с виду безнадежный, довезет тебя до остановки «Точприбор» и сгрузит там в вялые заросли барбариса.

Трамвай не остановился, и нам пришлось его догонять, это было глупо и весело, я едва не подвернула лодыжку, а Сашка свистела вслед и грозила кулаком.

Трамвай шел до моста, от моста добирались на такси, домой вернулись в сумерках.

Дома было уютно и вечерне. На веранде под навесом дымил японский чайник, мама раскладывала по тарелочкам японские пирожные, по газону туда-сюда прохаживалась Аделина в белом дачном платье с кружевным зонтиком и арбалетом на плече. Отец как всегда сидел в уголке под фонарем и вязал мушки, Мелкий, привязанный короткой лямкой к большому гимнастическому шару, нарезал круги по газону, и все устремления его направлялись на то, чтобы от этого шара освободиться. Пахло печеной картошкой и свежим хлебом, но после фэнтезийного печенья все это особого вдохновения у меня не вызвало. Семейный тихий вечер, что может быть скучнее?

Как бы подтверждая это, Герда немедленно растаяла в сумраке, а нам пришлось категорически соответствовать. Поскольку вечерние посиделки упрочняют незыблемость семейных ценностей, ну и прочее, от них не отвертеться, если мы не будем соответствовать, мама станет нервничать, а маме нельзя нервничать, у нее от этого волосы выпадают, а вес прирастает.

Мама попыталась увлечь меня подготовкой к ужину, я сказала, что вывихнула палец, и направилась к папке. Он мастерил что-то необычное – с золотыми нитями, с разноцветными перьями, с полосками слюды, шедевр мушкостроения, одним словом. На меня стрельнул глазом, забранным в мастеровой монокль, оценил, жива, здорова.

– Все в порядке? – спросил.

– Да, все.

– Там спокойный район, – кивнул папка. – Хотя где сейчас спокойный…

– Спокойный, – согласилась я.

– Что купили? – кивнул на картину.

Я повернула к папке живопись.

– Латимерия, кажется, – сказал он. – У Саши были?

– Да.

– Интересная девушка, – улыбнулся папка.

– Ага.

Больше папка ни о чем не спросил, занялся своим ремеслом. Повелитель мух просто. Я постояла еще некоторое время, собралась уходить, но отец все вязал и вязал, его пальцы мелькали, складывались в странные фигуры, быстро и ловко, это было похоже на колдовство, бабочка, сначала похожая на нелепое и уродливое смешение ниток и шерсти, постепенно обретала форму и плоть.

Я смотрела не отрываясь, хотя и видела это уже много раз.

Ап. Папка перерезал последние нитки, и бабочка упала на стол. Нарядная такая, в несколько цветов, крапивница, кажется. Папка накрыл бабочку ладонью, забрал ее в кулак, подышал в него.

Обычно в этом месте мне надо было сказать волшебные слова, но сейчас папка не стал на этом настаивать. Он просто раскрыл ладони.

Бабочка шевельнула усиками и улетела.

Старый фокус. Помню, первый раз он на меня произвел мощное впечатление. И в десятый, надо признать, тоже. Пока мудрая старшая сестра Аделина не открыла мне грустную правду земли – папка ловил бабочку в саду, прятал ее в коробок, плел мушку и потом аккуратно менял их местами. Простое семейное волшебство. Наверное, тогда я впервые разочаровалась. Не в папке, конечно, в Аделине.

Вот и сейчас Аделина вовсю старалась, таскала деревянные тарелки и деревянные вилки, зажигала светильники, расставляла стулья, помогала, как настоящая хозяйка из книжек про Domostroy и прочие традиции.

Симбирцев мял газон теннисными туфлями, курил сигары и обмахивался мужским шотландским веером, мама составляла вечерний букет из чая, утомившийся Мелкий лежал плашмя на надувном мяче. Гоша тупо сидел на крыльце, ничего не делал, мне вдруг стало его очень жаль. Я вдруг поняла, что ему у нас плохо, он совсем нашей семье не подходит. А ему приходится как-то жить. И никуда ему не деться. Потому что человеку без каких-то способностей и свойств приходится довольствоваться тем, что есть. И зависеть, зависеть, всю жизнь зависеть от тех, кто умнее, быстрее и ловчее. Мне захотелось ему что-нибудь сказать, что-нибудь ободряющее, захотелось, чтобы он не очень грустил, но тут звякнула хлебопечь, мама постучала в деревянную миску, и мы стали дружно ужинать.

На ужин у нас была картошка по-деревенски с грибами в большой сковороде. Картошка из Перу, грибы из Китая, лепешки самодельные, вкусно, кстати. Но не гениально. Не вяленые подлещики, не. Потом чай, правильный молочный улун из правильной провинции Гуанчьжоу, и натуральные ягодные пирожные по самурайским рецептам, ужасно натуральные. Тоже вкусно, тоже негениально. Разговаривали отчего-то о Японии, Симбирцев рассказывал о том, как он ездил в отпуск на Фукусиму делать репортаж о высотах японского духа и связанных с этим экономических успехах, о том, что там этим духом пропитано все, от природы до мелких домашних животных, там каждая собака готова отдать жизнь во имя своей Фудзиямы, не то что у нас. Ну, и общий уровень культуры, само собой, недосягаем.

Мы слушали.

После ужина Симбирцев запустил китайский бумажный шар с огнем, Аделина была в восторге. После шара зажгли фонари – чтобы потом смотреть на то, как соберутся к огню жуки, а на жуков соберутся летучие мыши и будут их с энтузиазмом жрать, как обычно то есть. Я хотела пойти домой, зачем мне на этот пир глядеть. Взяла картину…

– Что за картина? – тут же поинтересовался Симбирцев.

– А, чушь какую-то купили, – ответила Аделина. – Мазня сплошная.

Гоша согласно промолчал, а я возразила.