Ян Грабовский - Муха с капризами (с илл.)

Вот какие светила науки ходили по нашему дому! А Рыжий? Рыжий был сущим выродком. Ходил и он, правда, в школу, в угол за буфетом. Но это было не ученье, а мученье!

До хрипоты можно было ему повторять: «Служи, служи», показывать, как надо ходить на задних лапах, соблазняя его колбасой, которую он обожал. Толку не было никакого.

Рыжик делал вид, что никак не может устоять в углу. Как колода валился на пол.

И всегда ухитрялся упасть поближе к колбасе, чтобы её можно было ненароком схватить зубами.

Крися с ним мучилась, и я с ним бился, и даже тётка Катерина, которая пыталась убедить его и добрым словом и розгой.

И всё зря: Рыжик не поддавался. «Напрасно беспокоитесь! — говорил он нам. — Не на того напали! Раньше вам надоест, чем мне!»

И одолел. В конце концов мы сдались. Никто уже не пытался сделать из Рыжика учёную собаку. Остался он на всю жизнь неучем. Обычной дворняжкой, которая даже служить не умеет.

Теперь вам понятно, почему при одном упоминании о фокусах Рыжик расстроился не на шутку. И расплакался.

Тузик с презрением слушал его сетования. А Рыжий всё скулил. Наконец Тузик не выдержал:

«Рыжий, молчи! Влетит тебе от тётки, смотри!» — предупредил он.

Он как в воду смотрел!

Дверь кухни открылась. Рыжий проскользнул туда. И в ту же секунду раздался жалобный визг, мелькнула рука тётки Катерины, и Рыжий полетел по воздуху на середину двора.

«Ой, ой, ой!» — рыдал Рыжик.

«Вот видишь! — проворчал Тузик. — Не говорил я, что будут фокусы? Вот тебе и первый фокус!»

Рыжик, немного придя в себя после падения, отправился на поиски пищи.

Первым делом вылизал дочиста свою миску, отчаянно ею громыхая.

Увы, там почти ничего не было: жалкая морковь и петрушка. Обычно он и смотреть на них не хотел и вытаскивал их из похлёбки, с отвращением придерживая кончиками зубов.

Съел. Они только раздразнили аппетит.

Пёс решил заглянуть в миску Тузика. Но едва он сунул в неё нос, как Тузик вскочил и рявкнул:

«Ты куда полез? Воровать?»

И ухватил преступника за шиворот.

«Тузинька, прости! — взвизгнул Рыжик. — Там же ничего нет!»

Тузик отпустил Рыжего. Заглянул в свою миску. Там действительно ничего не было. Для порядка, однако, вылизал миску дочиста. И тявкнул:

«Знаешь, как говорят приличные собаки? „Что не доем, то досплю!“»

Что оставалось делать бедным псинам? Пошли спать. Улеглись они, однако, так, чтобы даже во сне не терять из виду кухонную дверь. И улицу тоже.

Проспали они порядочно. Неожиданно Тузик поднял голову и насторожил уши. Рыжик тихонько спросил его:

«Что там?»

«Тихо! — шепнул Тузик. — В кусты!»

Собаки залезли под куст жасмина.

«Ничего не вижу!» — пожаловался Рыжик.

«Вот тяпну тебя, тогда увидишь! Гляди!»

По улице не спеша, осторожно бежал Лорд-бульдог. В зубах он что-то нёс. Какую-то большую вещь. Пёс беспокойно оглядывался по сторонам. Смотрел, не следит ли кто за ним.

«Вперёд! — скомандовал Тузик. — Только ни гугу!»

Друзья выбежали на улицу и, прячась под забором, поспешили за бульдогом.

Бульдог добежал до конца улицы и повернул направо. Там, сразу за домами, начиналось вспаханное поле.

Лорд ещё раз оглянулся. Не заметил ничего подозрительного. Быстро выкопал в мягкой земле яму, бросил туда то, что принёс, снова осмотрелся и тщательно засыпал яму землёй.

Закончив работу, оглянулся кругом ещё раз.

Как раз в эту минуту Рыжий вылез из-под забора. Тузик тут же кинулся на него. Оба клубком покатились по земле.

Лорд искоса кровавыми глазами поглядел на собак. Собирался уже броситься на них, но потом передумал.

«Грызутся? Ну и хорошо! Они не видели, где я закопал своё добро», — подумал он и спокойно побежал назад.

Едва только Лорд скрылся из виду, как Тузик отпустил Рыжего.

«Ещё не так получишь, если не будешь слушаться! — строго сказал он. — А теперь пошли!»

Собаки подбежали к тому месту, где копал яму Лорд. Тузик немедленно выкопал клад.

«Печёнка! Целая печёнка!» — захлебнулся он от восторга.

Это действительно была бычья печёнка, которую Лорд где-то раздобыл. Для бульдога, большого и сильного, эта ноша была пустяком. Но Тузик и Рыжик немало попотели, пока дотащили свою добычу в наш сад.

Тут они спокойно сели рядком и принялись за еду.

Ели, ели и ели.

Остаток зарыли.

И пошли спать в конуру.

Когда тётка Катерина налила им супу в миски, они уже видели десятый сон. Тузик едва соизволил приоткрыть глаза. Но Рыжик не утерпел: вскочил и подбежал к своей миске.

Зато и привередничал он за едой! Выбрал из миски мясо, кашу едва удостоил своим вниманием, а на морковку, петрушку и картошку даже не посмотрел.

Тем временем в доме происходили необыкновенные события. Хозяйка Сандика и Микадо… назовём её панной Агатой, ладно? Собакам же оставим их настоящие имена.

Микадо назывался так потому, что, как утверждала его хозяйка, он был японской породы. А как вы знаете, микадо — это титул японского императора.

А Сандик получил такое имя за то, что панна Агата приобрела его в воскресенье. Так как он якобы был английской породы, и притом очень редкой, то и назывался он по-английски — Санди, что значит воскресенье. (Пишется это совершенно иначе, но произносится приблизительно так.)

Странное имя, правда? Но раз у Робинзона мог быть свой Пятница, то и у панны Агаты могло быть своё Воскресенье.

Словом, как бы то ни было, гости у наших собак были, как видите, не простые, а породистые. Собачьи аристократы!

Не такие дворняги, как Тузик и Рыжий, которые вроде обещали когда-то стать фоксами, но, едва немного подросли, оказались чистокровными шавками.

Итак, оба эти перла — Микадо и Сандик — были в своих корзинках погружены на бричку. Всю дорогу панна Агата дрожала от беспокойства, как бы езда по тряской мостовой не повредила её сокровищам. Ехать пришлось еле-еле, словно мы везли треснутые горшки.

Едва бричка остановилась у ворот — начались новые треволнения. Легко ли Микадик привыкнет к новой квартире? Понравятся ли Сандику котлетки из печёнки?

Можете себе представить, как обрадовалась тётка Катерина, когда узнала, что английскому франту надо три раза в день жарить рубленые котлетки на свежем масле и из свежайшей телячьей печёнки! Огонь пробежал по её лицу. Я видел, что на языке у неё вертится какое-то неосторожное слово. А тётка была весьма остра на язык, особенно когда злилась.

Едва удалось мне её умиротворить. Но к собачонкам она не желала и притронуться.