Борис Ряховский - Робинзонада Яшки Страмболя

— Значит, нам сидеть и ждать времени, когда у младшего Шпаковского случайно получится самолет новой конструкции, а я нечаянно открою месторождение? А если мы не дождемся? И случайно не станем первооткрывателями?

— Станете ли? Тебя опередят! Все твои старания безрезультатны! Надежды лопнут, как пузыри. Вокруг миллионы — вдумайся, миллионы! — образованных людей. Например, твой отец… Волевой, опытный работник. Но ошибочно выбрал цель… Разве не так?

— Я не знаю…

Отец, бывалый геолог, самоуверенный человек, и тот сдается. Значит, Николай и его отец, Деткин-старший, правы — выше обстоятельств не прыгнешь! Всему свое время… Что сможешь ты, пацан, если сдает даже сильный человек — твой отец?.. Может, прав Деткин? Ему-то, главному геологу Жаманкайской комплексной экспедиции, можно верить!

Мама говорит, что не встречала до сих пор столь организованного и собранного парня, как Николай Деткин.

По утрам — 15 минут — Николай делает гимнастику. Затем завтракает. Жует он медленно: от плохо разжеванной пищи портится желудок. Затем читает или фотографирует — кур, забор, тетю Веру, Яшку…

Николая зачислили в 9-й класс «Б» нашей школы. Тете Вере сказали, будто 9-й «Б» считается самым хулиганским среди старших классов школы, и потому Николай не пытался сойтись поближе с кем-либо из однокашников.

После обеда Николай лежит с книжкой на диване или просматривает свои альбомы с марками. По настоянию Николая я завел такой же альбом. Яшке альбом подарила тетя Вера. Николай выделил нам по сотне марок, которые мы расклеили по темам. Николай выписал для Яшки марки из московских магазинов, и тут Яшкин альбом пропал. Яшка ходил за каждым по пятам и просил помочь отыскать его альбом. Неделей позже зоркая тетя Вера обнаружила альбом в яме уборной, куда хитрюга Яшка сунул его в минуту ненависти ко всякому системному коллекционированию. Я не вернул Николаю его марки из боязни обидеть его, и потому, по совету и с помощью Яшки, привязав к своему альбому кирпич, прочно утопил его в той же яме.

Свой велосипед с моторчиком Николай ежедневно по утрам протирает с помощью десятка разноцветных тряпочек. Мне, признаться, ездить на велосипеде с моторчиком кажется унизительным. Мой бывалый «конь» — с погнутой рамой, с «восьмеркой» на переднем и с «дыней» на заднем колесе — вечно валяется в самых неподходящих местах и мокнет под дождем. На этом ветеране мы катаемся вчетвером — на руль садится обычно младший Шпаковский.

Николай дивится долготерпению моего велосипеда и моей беззаботности.

— …Какой ты, Дима, разбросанный! — сказал он однажды. — Давай отремонтируем твой велосипед, и ты станешь ухаживать за ним. Это же вещь, чудачок!..

Я собрался было засучить рукава и с помощью Николая разобрать велосипед. Он возразил: сами мы толком не сделаем, нечего и браться. Через полчаса мы стояли в сумрачном гараже экспедиции перед белозубым слесарем, который согласился перебрать и отремонтировать велосипед.

На следующий день я привел велосипед домой. Николай, хмурясь, осмотрел его и сказал выглянувшей из кухни тете Вере:

— Жулик этот слесарь! Переднее колесо сменил.

— Все они жулье, — с готовностью подтвердила тетя Вера.

— Наверняка это колесо с трещиной во втулке или в ободе, — сказал Николай.

— …Вот ведь люди вокруг какие! — закричала тетя Вера. — Так и норовят тебя надуть.

— Почему надуть? — возразил я. — Колесо новее моего. Разве не видите?

— Мало прожил, людей не знаешь, — усмехнулась тетя Вера. — Часовщики-то что делают? Отнесла я как-то часы в ремонт — в тот год как раз мы ковер купили и Гагарин полетел… Отнесла, значит, часы, отремонтировали их, а они через полгода встали. Ось, подлец, какую-то заменил! Вот что они делают, твои честные люди.

Мне хотелось зло возразить тете Вере, доказать ей, что слесарь честный человек и не собирался меня надуть. Я перевернул велосипед, снял колесо и полчаса возился с ним, осматривая. Тетя Вера и Николай стояли и смотрели.

— Целехонькое колесо, — наконец сказал я. — Зря вы на слесаря.

Веселый слесарь мне понравился.

Деткиных мое возражение взбесило.

— Мы его обливаем грязью? Так по-твоему? — сузил глаза Николай.

— Что ты его защищаешь? Нынче только отцу родному можно верить! — кричала мне вслед тетя Вера. — Непонятный ты парень!

В гараж мы входили вместе с Николаем. Слесарь сидел на верстаке, болтал ногами и рассказывал товарищу про зайца, которому взбрело на ум посвататься к лисе.

Николай положил колесо на верстак. Слесарь замолк и с удивлением спросил:

— Авария?

Николай молчал — выжидал, когда слесарь выдаст себя. Я не сводил глаз со слесаря. Тот повертел колесо, как руль автомашины, пропел:

— Еду-еду я по свету…

— Паясничает, — шепнул мне Николай.

— Так в чем дело, ребятки?

— Разве не понимаете?

— Колесо как колесо.

— Нет, вы все-таки взгляните внимательнее.

Николай давал понять, что подозревает слесаря. У меня от стыда заполыхали уши.

— Не мое колесо, — враждебно сказал я.

Слесарь присвистнул, почесал согнутым пальцем за ухом.

— Перепутал, стало быть.

— А где наше колесо? — наседал Николай.

— Стало быть, на другом велосипеде.

— Так верните его.

— «Верните»?.. Я с того мужика деньги получил. Уехал он на бахчу на вашем колесе. Завтра отберу… Так вот, лиса зайцу отвечает…

На улице Николай спросил:

— Ты заметил, как он юлил? То-то. На пол-литра за твое колесо получил, я уверен.

Я плелся следом за Николаем до самых наших ворот и клял себя за свое слабохарактерное «да, заметил». Слесарь просто перепутал колеса, в гараже-то полумрак… Эта разноголосица злила.

— Слесарь не лжет! — крикнул я. — Он перепутал колеса!

— Вот именно — перепутал! — Николай снисходительно посмотрел на меня сверху вниз. — Вот именно — пе-ре-пу-тал, наивный ты человек. Постой, куда ты?

— В гараж. Пусть у меня остается это колесо. Какое вам дело? Велосипед-то мой!

— Грубиян ты, Дима, — огорченно сказал Николай мне вслед.

Мы с Яшкой сидим на перилах крыльца. Час назад на нашу крышу плюхнулся массивный дымяк с наполовину связанными крыльями: видно, был продан — возвращается к старому хозяину. Он дико косил на преследовавших его братьев Шпаковских. Раскаленный шифер жег братьям пятки, они переругивались.

— Отдай мне сачок, дубина! Я его отсюда достану!

— Отстань, трепач…

Голубь приседал, готовясь сорваться, но он был измотан, зоб у него ходил ходуном, и, отступая, судорожно карабкался по скату, срывался, скреб шифер коготками.

— Дим, Журавля с работы гонят. От Шути знаю, — сказал старший.

Прошлым летом он свалился с крыши трехэтажной школы, но уцелел — попал на кучу песка, привезенного ремонтной бригадой. С тех пор он был за осторожное передвижение по крышам; сейчас он то и дело объявлял голубю-чужаку перемирие. Младшего злила его осторожность.