Борис Ряховский - Робинзонада Яшки Страмболя

— От Шути? — удивился я.

— Шутя сегодня вернулся с Жилянки.

— Не пускай его на тот край, размазня! За крышу держись! — закричал младший.

Охота на голубя продолжалась.

Завтра утром Яшка уезжает в Ленинград.

— В восемь сорок поезд… Чемодан я собрал. Послезавтра буду в Ленинграде, — сказал Яшка.

Спроси я сейчас что-либо относящееся к поезду, сборам, училищу, Яшка в сто первый раз расскажет, как год назад он приехал в Ленинград и в вестибюле нахимовского училища старшина первой статьи остановил его и велел застегнуть верхнюю пуговицу рубашки, как назавтра тот же старшина повел роту в госпиталь на медосмотр и как Яшка якобы на «отлично» сдал русский и арифметику — это уж совсем невероятно! — как его зачислили во вторую роту и отправили в лагерь.

— Доеду с тобой до сто второго разъезда, оттуда вернусь на товарняке или пешком, — сказал я.

— Как в прошлом году? Да?.. Вы уж в седьмой перешли. А у меня год пропал…

Я клял себя за болтливость. Яшка осень и зиму просидел возле больной матери, после ее смерти серьезно заболел и в Ленинград уже не вернулся.

— Шутя идет, — сказал сверху старший Шпаковский.

Шутя работал водовозом в кос-истекской партии у моего отца. За два месяца в степи он высох, почернел, вытянулся. Среди нас он самый старший — ему шестнадцатый.

Шутя остановился возле Николая и впился глазами в небо. Николай кончил чистить картошку и вытирал тряпочкой свой перочинный нож. На крыше братья, много раз обманутые Шутей и, однако, неспособные к сопротивлению, тянули шеи вверх — их тени пересекали двор. Яшка не верил Шуте, но по слабоволию сделал ладонь козырьком. Николай не выдержал и тоже поднял голову.

Шутина нога сменила местами ведра с очищенной картошкой и кожурками. Это движение отрезвило меня — я ведь тоже едва сдерживался, чтобы не вскинуть подбородок в небо. Шутя хохотнул и направился к нашему крыльцу.

Николай понял — его дурачили, растерялся, схватил ведро, прошагал к помойному ящику и размахнулся: картофелины градом ударили по доскам и поскакали по земле.

За ними помчались куры. Дождавшись вопля тети Веры, мы отвернулись.

— Журавлева сняли! Знаешь? — сказал мне Шутя зло.

— Чего ты на меня-то? Я-то при чем? — ответил я.

— Эх, не дали Журавлю дело до конца довести! Ведь обнаружить один-два выхода фосфоритов, и стало бы очевидно — Журавель прав.

— И это бы спасло его? — спросил Яшка. — Эх, жаль, я уезжаю.

— Ничего теперь ему не поможет. Во-первых, Яшка уезжает, во-вторых, совещание послезавтра — я от Николая узнал, а он от своего отца.

Шутю задела моя осведомленность.

В это время младший Шпаковский с воплем съехал вниз и непонятно каким образом задержался на краю крыши.

— Снимайте! — потребовал он шепотом.

— Подожди. Ремонт начнется — песок привезут, — ответил я.

— Я знаю точно: фосфориты по Карагачу есть! Вышку там поставила тамдинская партия. Приезжаю на третий день бурения — фосфорит пошел. Работягам что — пошел так пошел. Тут погиб начальник Ленинградской гидрогеологической экспедиции, работяги ушли его искать, вышку бросили, и она сгорела — молния в нее попала… Вторую — вместо сгоревшей— поставили южнее, у речки Карагач, чтобы воду возить не надо было. Я один раз заглядывал к ним, смотрел керны — фосфоритов не было. Фосфориты, сам знаешь, залегают с крутыми углами наклона. Может, я один и помню о фосфоритах под той горой, — сказал Шутя, — и вам дуракам, запросто все выложил.

— Ничего там нет. Пора понять, не маленький! Геологи и те без толку мотаются… Знаешь, что у моего отца партию отнимают?

Шутя сочувственно кивнул.

— Короче, на Акжар утром уходит машина. Подбросит нас до Кара-Бутака, а дальше пешком. — Шутя поднял голову. — Висишь?

— Снимай, говорю! — прошипел в ответ младший Шпаковский.

Кричать он не решался, видимо ощущая крик как резкое движение. Старший попытался дотянуться сачком до брата, поскользнулся и теперь отсиживался на гребне крыши, кричал младшему, что он предупреждал, сердито требовал от нас помощи.

Шутя поставил братьям условие:

— Шпаковские, завтра в степь с нами пойдете?

— Яшка уедет! Таскать на себе будет некого! — дополнил я.

— Нам завтра некогда! — пропищал младший.

— Конечно. Ты будешь лежать в больнице, — сказал Шутя.

— Пацаны, снимайте же… — взмолился старший, ерзая на гребне крыши.

Наконец Шпаковские сдались. Я вынес одеяло, позвал Николая.

Мы крикнули — гоп! — и поймали младшего. Он размял затекшие лопатки и опять полез на крышу.

— Ты знаешь Карагач в том месте, где он подходит к отрогам? — спросил меня Шутя.

— Зря сходите! — отвернулся я.

— Знаешь?

— Без толку!

— Знаешь Карагач, спрашиваю?

— Немного. Колодец возле старых казахских могил. Западнее аул, Карагач называется. Тригопункт насыпан километрах в трех от аула…

— А породы?

Я сходил за тетрадкой, которую третий год брал в степь, прочел:

— «Суглинки бурые, песчанистые, с редкой кварцевой галькой…» Да, фосфориты встречаются… Пластовые. «Вмещающая порода — кремний…»

Шутя кивнул.

— Знаете вы хотя бы, как выглядит фосфоритная плита? Насколько я заметил, вы невежды в минералогии. Она темного, буровато-серого цвета… — вмешался Николай.

— Брось нас учить, — грубо ответил Шутя. — Не спрашивают, так не сплясывай.

Николай взглянул на меня, пожал плечами — дескать, чего с них взять, с твоих друзей, — и ушел.

Во дворе появился Толька Веревкин, доложил Шуте: машина выходит с автобазы в 6.15, сядем у бензоколонки.

Этот неповоротливый Толька Веревкин раньше ходил у Шути в адъютантах. Три года назад Шутя его разжаловал — они было поехали на Кубу, но на какой-то ближней станции за Веревкиным погнался радикулитный милиционер с одышкой и поймал его. Далее Шутя следовал один на товарняках. Ночью ему на телогрейку попала искра — проснулся он в трусах. В таком виде появляться на Кубе Шутя не захотел, потому отдал себя в руки дорожной милиции, выспался на чистых простынях в детской комнате и вернулся домой.

Шутя напомнил Веревкину насчет рюкзака, термоса, темных очков. Я смотрел на них, как взрослый на детей. Ну, будут день идти к горизонту! Ну, пройдут маршрутом с грошовым результатом! Николай говорит: беспочвенные мечтания — та же линия горизонта, она отодвигается по мере того, как к ней приближаешься.

— Дим, а с Акжарской дороги выйдем на Карагач? — спросил Шутя.

— Сойдите с машины в том месте, где дорогу пересекает эмбенский нефтепровод. Километров пять идите вдоль нефтепровода. Повернете влево по гряде. Через пять часов ходьбы увидите тальники. Речка там узкая, глубокая… Скажи ребятам, когда станете расходиться, пусть не возвращаются на Акжарскую дорогу. Пусть выходят на Каргалинскую… Она на восток от вашей точки.