Михаил Самарский - На качелях между холмами

— Втроем, что ли? — удивился я.

— Да.

— Долго так не протянется, — заявил я. — Скоро подружка твоего Сережи потребует от него: или я или она, в смысле ты.

— И пусть говорит, я не обижусь. У них ведь любовь.

— А сейчас ты никого не любишь? — вдруг спросил я, и мне стало неловко.

— Пока нет, — грустно ответила Маша.

— Что значит пока? — спросил я изумленно.

— Мама говорит, что любовь жертвенна. Понимаешь?

— Не понимаю, — честно признался я.

— Чтобы кого-то любить, нужно уметь чем-то жертвовать. Теперь понимаешь?

— Например? — Я действительно не понимал, что она имеет в виду.

— Ну, к примеру, своим комфортом, благополучием…

Я мысленно подумал, что мне для Машки не жалко. Что у меня есть самое сейчас ценное? Ноутбук, наверное. И мобильник.

— Мария, — говорю, — а хочешь, я тебе свой мобильник и ноутбук подарю?

— Ты что? — опешила Машка. — Зачем?

— Хочу пожертвовать для тебя…

— Пожертвовать? — открыла рот Машка.

— Ну да, — я опустил глаза. Неужели она не понимает, что я уже почти ее люблю и проверяю свои чувства.

— Нет, Миша, ты извини, я не могу принять от тебя такой подарок.

— А полюбить меня сможешь? — Я уставился в ее глаза, чтобы она не приняла меня за труса.

— Ой, Мишка, — прыснула Машка в кулак. — Я не знаю. Мы так мало знакомы еще. А ты что, влюбился в меня?

— Кажется, да…

— Мне нужно подумать, — тихо сказала Маша и спрыгнула с качелей.

— Погоди, — крикнул я ей вслед, — ну хоть скажи, я тебе нравлюсь?

Машка, так ничего не ответив, направилась в дом. Я смотрел ей вслед и кусал губы. Вдруг она остановилась, резко обернулась и, послав мне воздушный поцелуй, скрылась за углом дома.

Кокетничает, подумал я. Значит, полюбит.

Я еще долго сидел на качелях в одиночестве. Затем, когда мне это бесцельное сидение надоело, я разыскал свою возлюбленную и предложил ей поехать в кино. Она с радостью согласилась и пошла в спальню собираться. Узнав, что мы хотим ехать в Москву, помирившиеся молодожены предложили нас подвезти. Но мы отказались. Лилька с Игорем, как мне показалось, даже обрадовались и уехали вдвоем, счастливые и улыбающиеся. Бабушка-поговорщица напоследок их успокоила: «Милые бранятся — только тешатся» — и перекрестила. И чего она их крестит, они же еще не обвенчались.

Чтобы попасть в кинотеатр, нам нужно снова проделать путь от нашей ж/д платформы до Курского вокзала. Там, прямо рядом с вокзалом, расположен торговый центр «Атриум», в котором несколько кинотеатров. Вернее, кинотеатр-то один, но с несколькими залами.

Где-то на середине пути мне позвонил Баталин Ромка. Мы с ним учимся в одной школе, но он на класс старше меня. Вообще-то он пацан нормальный, мы с ним часто ходили в кино, гуляли по Арбату, бузили на «Патриках», но в тот день он позвонил мне зря. А если по правде, то я сам дурак. Взял и ляпнул, что мы с Машей идем в кино. Запомнится мне этот день навсегда.

— Классно! — говорит Ромка. — Может, меня с собой возьмете?

— Присоединяйся, — говорю. Вот это и было моей дуростью. Какой же я идиот! Но все по порядку.

Ромка встретил нас на вокзале, ему на метро от дома до Курской ехать минут пятнадцать. Я познакомил их с Машей. Купили билеты, до начала сеанса решили подкрепиться в суши-баре. Как выяснилось, Мария ни разу даже не пробовала суши. И мне очень хотелось угостить ее заморским блюдом. И все было бы ничего, но Ромка — очень большой болтун. Несет всякую чепуху, причем не останавливаясь. Скабрезные анекдоты сыплются из его незакрывающегося рта, как горох из разорванного пакета. Однажды баба Лиля на кухне неосторожным движением разорвала пакет с горохом. Мы полдня всей семьей собирали горошины, выуживая их из всех уголков кухни. И чего я так удивляюсь, словно не знал, кого пригласил? Однако я не думал, что болтовня моего приятеля станет меня так раздражать. Честное слово, даже предположить не мог. Но в какое-то мгновение я понял, что Машка забыла о моем присутствии. Вот когда я и вспомнил заплаканную Лильку, хотя виду не подал. А Ромка меры не знает, все балагурит и балагурит. Машка хохочет, как дурочка. Но больше всего раздражало, что Маша, которая все уши мне прожужжала разговорами о нравственности и добропорядочности, слушала всю эту пошлятину с упоением и даже не пыталась остановить зарвавшегося рассказчика.

— Слушай, — не выдержал я, — надоел ты своим треском. Можешь немного помолчать? У меня уже голова от твоей болтовни болит.

Но Ромке мои слова, как об стенку горох. А тут еще моя «благоверная» Маша встревает:

— Мишенька, ну зачем ты так? — и делает невинное лицо. — Послушай, это же смешно.

— Делу — время, потехе — час, — сумничал я, вспомнив жемчужину из бабушкиной коллекции присказок и поговорок.

— Ты устал? — спрашивает Машка.

— Да, — отвечаю.

— Мишаня, сделай рожу попроще, и люди к тебе потянутся! — Ромка хлопнул меня по плечу так, что мне стало больно. Я едва не врезал ему по наглой прыщавой морде. Не знаю даже, как сдержался. — Ты что, Миха? Заболел, что ли? Сейчас кино посмотришь, и вся твоя хандра исчезнет. Все, идемте, сеанс начинается.

В зале я усадил Машку так, чтобы я сидел между ней и Ромкой. Рома-Рома. Это хамло уселось на чужое место, и Машка оказалась посредине. Будь оно проклято, это кино. Скажу честно: я и название его не помню и даже не смогу сейчас рассказать, о чем был этот идиотский фильм. Еле досидел до конца сеанса. Эти сволочи весь фильм шушукались, хихикали. Даже впереди сидящая толстая тетка не выдержала, обернулась и сделала им замечание. Что со мной творилось в это время! Когда весь зал взрывался хохотом, мне хотелось встать и уйти. И я бы ушел. Клянусь вам, ушел бы. Знаете, почему я этого не сделал? Стыдно, конечно, признаваться, но, как говорится, сказал «а», говори теперь и «б». Всякий раз, когда я вспоминаю эту поговорку, перед моими глазами непременно возникает барашек и блеет: бэ-э-э-э! Так вот этот барашек не ушел, потому как испугался, что его уход останется незамеченным. Да-да. Я сначала рассуждал: вот сейчас встану и демонстративно уйду. Пусть эти подлые хихикальщики потом бегут за мной. Я решительно отстраню их от себя рукой и гордо скажу: отвалите, вы мне надоели. И уже стал приподниматься, как вдруг мелькнула ужасная мысль. А вдруг они скажут: иди-иди, Миша, а то ты нам уже наскучил. Эта мысль привела меня в состояние какой-то прострации. У меня даже в глазах помутнело. Если бы у меня в тот момент был пистолет, я бы застрелил этого гада, а заодно и Машку, наверное. Если бы вы знали, как я их в тот момент ненавидел. Все, думаю, привезу эту корову домой и больше не скажу ей ни слова. До самого отъезда даже не посмотрю на нее. Тихоня хренова, еще в церковь ходит. Когда страшно было (я вдруг снова вспомнил равнину, и от этого моя тоска стала еще более угнетающей), обниматься и… целоваться полезла, а тут сидит, шепчется с этим кретином. Ясное дело, при таком раскладе уходить было нельзя. Но когда окончился сеанс, я встал и, не глядя на эту подлую парочку, направился к выходу. Там они меня нагнали, и тут Рома то ли вовремя сообразил, что переборщил, то ли сам устал от своей болтовни, но вдруг объявил, что ему пора домой, кто-то там к ним из родственников приехал в гости, и, дескать родители просят его срочно прийти домой. Слава богу, подумал я. Когда он ушел, Машка затеяла неприятный для меня разговор.