Святослав - Одиннадцать восьминогих

Волны, шелестя, выбегали к её подножию…

Если бы у людей был свой цифровой ряд, математики давно прочли бы историю этого города. Не нужно было бы раскопок, а судьба каждого человека известна была бы наперёд.

На вершине скалы, под которой лежал Пим, висел колокол. Колоколу было несколько сот лет. Его поставили монахи, которые развалинах греческого города построили

монастырь. Тот самый, в здании которого теперь музей.

Колокол висел на железной балке, укреплённой между двумя каменными столбами. Когда-то в туман и шторм он оглашал тяжёлым звоном окрестное море. Не один корабль, заслышав его в тумане, поворачивал и уходил подальше от чёрных, полупогружённых в воду корсонесских камней.

Потом в море поставили звучащий буй — большую металлическую бочку с фонарём и туманным сигналом. Волна поднимала буй. Он с шумом засасывал в себя воздух. Буй опускался— воздух, проходя по трубам, спрятанным внутри бочки, издавал стонущий звук. Низкий и печальный, он улетал к самому горизонту и там замирал.

В колокол давно уже никто не звонил.

При сильном ветре он раскачивался сам. Тяжёлый язык касался вогнутой стенки. Рождался тихий звон. Он срывался с дрожащей меди и мягкими упругими волнами падал к подножию столбов.

На этот звон никто не обращал внимания.

Обсохнув, Пим натянул майку и полез по тропинке наверх.

За кучей свеженабросанной земли студенты — молодые парни и девушки — раскапывали угол какого-то здания. Из-под лопат и метлы выступала ровная, сложенная из гладких отёсанных плит мостовая.

Около работающих стояла большая группа экскурсантов. Рассказывал Зойкин дядя — Николай Иванович,

— Это был настоящий город, — говорил он. — Корсонес знал периоды расцвета и упадка. Из бухты, на берегу которой мы стоим, каждый день отплывали в море корабли. Они плыли на Кавказ, к устью Дуная, в Мраморное море. Плыли вдоль берегов. От непогоды прятались в устьях рек и в заливах. Прикованные к сиденьям рабы медленно двигали вёсла. Каждое весло было длиной с мачту. Между рядами гребцов прохаживался надсмотрщик — комит. Если раб сбивался с ритма, он ударял его плетью. Впрочем, иногда плеть оказывалась лишней: гребцу, который замешкался, разбивало голову весло сидящего сзади раба.

Город жил торговлей. Суда привозили в Корсонес товары из Греции, из Малой Азии, из Африки. Город богател. Скрип вёсел был его музыкой.

Это был шумный город…

Экскурсанты слушали, перешёптывались, переминались с ноги на ногу.

— А теперь идёмте в музей, — сказал Николай Иванович. — Я покажу вам коллекцию скифского оружия и древнегреческих конических кувшинов — амфор. К сожалению, амфоры все клеенные, из черепков. Одних ручек у меня двадцать девять. Целой амфоры в Корсонесе не удавалось ещё найти никому. А искали их много. Не искали разве что в море… Желающие подробнее ознакомиться с прошлым Корсонеса могут приобрести в нашем киоске литературу.

Пим тоже купил брошюру «Корсонес Крымский».

Брошюра была тоненькая. Придя домой, Пим уселся с ногами на диван, открыл настежь окно и начал читать. Книга начиналась с предания о первом путешествии греков в Крым.

«…Трое суток плыли путешественники на север, а берега всё не было. Налетали дожди. Однажды у горизонта прошёл смерч. С удивлением смотрели молодые греки на диковинное зрелище. Серый водяной столб, покачиваясь, медленно поднимался к облакам. От облака отделилась дымная струя и, опустившись, соединилась с водяным столбом. Смерч постоял на одном месте, изогнулся и, оседая и распадаясь, ушёл за горизонт.

К ночи похолодало. Из туманной мглы выступила лиловая полоса гор. У их подножия смутно желтел песок.

— Таинственный и чудесный край! — прошептал кормчий.

Крымские горы медленно двигались навстречу судну…»

— Пим, а Пим! Пим выглянул в окно. Во дворе стояли Толик и Теляков,

— Вынеси мяч! Пим нехотя отложил книгу.

Играли часа два.

— Уста-ал! — наконец сказал Толик и, отойдя в сторону, уселся на камень.

— Принимаю пяткой, — сказал Пим. Он подбросил мяч и остановил его у себя за спиной.

— Во! — удивился Теляков.,

— Тренировочка, — небрежно, подделываясь под Сергея, сказал Пим.

— Здорово получилось, — сказал Теляков. — Знаешь, давай сыграем со слободскими? У них ни одного большого сейчас нет.

Пим не ответил.

— А я знаю, где вот такие каменчуги, — у самого берега! — Теляков расставил ладони и покосился на Пима. Тот думал о чём-то своём. И Теляков решился:

— Сказать чего-то?

— Скажи.

— Я вчера в троллейбусе Виктора и Лидию видел. Пим пожал плечами.

— Ну и что? Теляков хихикнул.

— Он её за руку держал.

Пим нахмурился.

— Они впереди меня сидели, — заторопился Теляков. — Он наклонился и сказал ей что-то на ухо, а она засмеялась и сказала: «Выдумываешь ты всё!»

Пим присвистнул.

— А потом, когда они выходили… По-моему, Лидия в него просто…

Пим встал.

— Знаешь что, Телевизор, — глухо сказал он и поднёс к самому теляковскому носу кулак. — Если ты про Виктора и Лидию ещё кому-нибудь чего-нибудь… Смотри!

Теляков испуганно попятился назад.

— Тю, — забормотал он, — с ума! Я тебе как другу. Да нужны они мне, — срывающимся голосом крикнул он, — целуйся с ними сам!

На вторую игру у слободских пришло только пять человек.

— Выиграем! — шепнул Пиму Толик. — Пецы нет и мордатого тоже. Можно, я пойду в нападение?

— Стой тут! — сказал Пим. И Толик пошёл к воротам.

Стоял он в этот раз хорошо. Один мяч вытащил из самого угла. Маленький вёрткий защитник прошёл с мячом от ворот до ворот и пустил мяч низом, впритирку к штанге. Вместо штанги лежал кирпич. Мяч стукнулся о кирпич, и в этот момент Толик накрыл его.

— Молодец! — удивился Степан.

Толик встал. Над левым глазом у него наливался розовой краской синяк.