Святослав - Одиннадцать восьминогих

— Об кирпич! — крикнул Толик Пиму и показал на глаз.

— Об штангу, — поправил его Пим.

Играли два тайма. К концу второго обе команды выдохлись, отдуваясь бегали за мячом. Слободские потихоньку ругались.

— Всё! — крикнул Пим и поднял вверх обе руки, показывая, что время истекло.

— Давай дальше! — решительно сказал маленький защитник, но остановился:

Мяч, за которым он бежал, выкатился за лицевую линию.

— Давай дальше! — повторил слободской и сел на землю. Игра окончилась.

Ноль-ноль.

— Знаешь что, — сказал Толик, когда они возвращались домой, — давай назовём нашу команду «Одиннадцать восьминогих»?

— Хорошо, — подумав, ответил Пим.

У дома Пима встретила мать. В руках у неё был жёлтый конверт.

— Пим, — весело крикнула она и помахала конвертом в воздухе. — Письмо!

«Здравствуйте, Мария и Пётр! — писал на этот раз отец. — Ходим по океану подряд больше месяца. Ставим трал, два, а то и три на день. В Конакри сойти на берег мне не вышло. Стоял вахту. Как придём в ганский порт Тема старший механик обещал обязательно. Вчера тралом добыли рыбу без хвоста. Одна голова, туловище, да два плавника длинных. Институтские ребята сказали: «Луна-рыба». Если будем в Теме куплю тебе Мария бусы из косточек. Как учится наш Пётр? Скажи ему отец бросал школу сказал доучусь. И вот уже второй десяток доучивается. Засушил ему крыло летучей рыбы — плавник длинный. Здесь все засушивают. Жарко очень. Целую и за неимением времени кончаю писать.

Ваш отец Иван».

Мать долго молчала.

— Правда, хорошее письмо? — неуверенно спросила она. Пим удивился.

— Конечно, хорошее.

— Видишь ли, — мать замялась, — ему действительно не удалось доучиться. Но ведь это не играет роли. Видишь, как он нас любит. Засушил тебе летучую рыбу…

— Плавник… Мама, можно я схожу в Корсонес? С маской.

— Сходи. Правда, я хотела с тобой посидеть…

— Меня Толик ждёт.

— Ну что ж, тогда иди.

Они шли по берегу. По круглым жёлтым валунам. По гальке. По воде. Толик было отстал. Пим остановился и подождал его. Море было спокойное. Прозрачное. Между камней едва шевелились водоросли. Пим перевернул ногой известковую булыжнину. Из-под камня брызнули во все стороны голубоватые морские блохи. На горизонте, до половины скрываясь в воде, шёл танкер. Вброд обогнули скалу.

За скалой сидели парень и девушка. Они сидели под огромным полосатым зонтом. Рядом с ними потрескивал приёмник.

«Слушайте выступление нашего комментатора…»

Парень крутанул пальцем ручку, и по скалам запрыгали металлические фортепьянные аккорды.

— Японский, — сказал Пим, посмотрев на крошечный приёмник.

Толик важно кивнул.

Дошли до колокола. Пим нацепил на лицо маску и полез в воду.

По дну бродили зеленоватые солнечные блики. Коричневые шапки цистозиры покрывали камни. Вокруг камней вертелись пёстрые зеленушки. Бока у них были в малиновых и синих полосках. Завидев человека, зеленушки отошли в сторону, догрызая на ходу маленькие, похожие на семечки раковины.

Пим плыл, медленно шевеля ногами, и внимательно осматривал дно. Между камнями много песка. Это хорошо: в нём могут лежать амфоры.

Перед самым его носом булькнул камешек. Пим поднял лицо из воды. Толик показывал рукой: «Далеко ушёл влево!»

Пим вернулся и поплыл от берега прямо в море, на глубину. Камни и трава сменились чистым песком. Песок лучился на солнце. Раки-отшельники, волоча за собой известковые домики, чёрными запятыми двигались по дну.

Стало холодно. Песчаное дно не нагревалось. Оно отражало лучи солнца, как зеркало. Дно круто уходило вниз. Скоро оно слилось в одно большое светлое пятно. Пим нырнул, раз, второй. Вода больно давила на уши. Опустившись к самому дну, он увидел тёмную полоску. Всплыл, отдышался, нырнул ещё раз. Дно стремительно приблизилось. Тёмная полоска подошла к самым глазам. Ручка! Ручка от амфоры! Пим судорожно глотнул слюну. Серебряный пузырёк выскочил у него изо рта. Он схватил ручку и рванул её к себе. Подняв клуб золотистой пыли, она поддалась и осталась в ладони. Часто перебирая ногами, Пим всплыл, глотнул воздуху, поднял добычу над головой.

Это была не амфора. Это был только обломок: ручка на толстом выпуклом черепке.

Пим перевернулся на спину и поплыл к берегу. Рядом с Толиком на корточках сидел Степан.

— Смотри, что мы нашли, — сказал Толик и протянул Пиму ладонь.

На ладони лежала винтовочная гильза.

— Ну и что? — спросил Пим. Он тяжело дышал. — Таких в степи полно.

— Ця не такая, — сказал Степан.

Пим положил ручку от амфоры и взял с ладони у Толика гильзу. Старая, зелёная, мятая, короткая гильза. И верно, не такая.

— А вот ещё одна, — сказал Толик и поднял у себя из-под ног вторую гильзу.

Больше гильз не нашли..

Ручку от амфоры снесли в музеи.

— Ну что ж, — вздохнув, сказал Николай Иванович, — пусть их у меня будет тридцать, — он положил ручку в шкаф. — А теперь давайте ваши гильзы.

Он повертел одну из гильз перед глазами.

— Винтовочный патрон начала века, — невесело произнёс он. — На этом пляже в тысяча девятьсот пятом году было расстреляно тридцать шесть человек.

В город их привезли ночью. Тридцать шесть солдат восставшего в Севастополе батальона.

Весь день под окна тюрьмы шёл народ. Из толпы выбегали, карабкались на фонарные столбы ораторы. Сбивчиво, взахлёб выкрикивали лозунги. Разошлись поздно вечером. А ночью из тюремных ворот две шеренги солдат вывели арестованных.

Николай Иванович был тогда мальчишкой. Прячась в тени домов, он пошёл вслед за солдатами. Арестованные брели кучкой. Некоторых поддерживали товарищи. Прошли по Степной, спустились к Мусульманскому кладбищу; обойдя его, вышли на берег моря.

Была светлая ночь. Зелёные тени лежали на известковых скалах. Густой, с полынным запахом воздух медленно стекал с обрыва, едва заметно шевелил море.

Арестованных поставили в ряд под скалой на белой галечной осыпке.

Хрипло крикнул что-то офицер. Вразнобой — не сразу — защёлкали затворы.

И тогда арестованные запели.

Они пели очень тихо, и мальчик не разбирал слов. Они стояли плечом к плечу. Двое висели на руках товарищей.

Офицер крикнул ещё раз. Раздался одинокий выстрел. Кто-то протяжно и громко охнул. Песня прекратилась.