Любовь Воронкова - Волшебный берег

Она сломила мохнатую еловую ветку, заровняла свои и Лёнины следы.

— Не горюйте, — сказала бабушка зайчатам, — скоро к вам прибежит зайчиха, она вас накормит и согреет. Вот и не умрёте.

— А что, если не прибежит? — пропищали зайчата.

— Прибежит, — сказала бабушка, — я пришлю её, не бойтесь! — А потом обернулась к Лёне и Аринке — Стойте здесь, не кричите и не шумите. Ждите, когда я приду.

И пошла куда-то вверх по оврагу. Всё дальше и дальше в лесной тишине бабушкины шаги, всё тише и тише похрустывает снег под её валенками. Вот и совсем затихло. Молчат ёлки, молчат сугробы. Зайчата притихли и тоже молчат.

Аринке стало страшно.

— Лёнь, а Лёнь…

Но Лёня будто не слышал. Аринка помолчала минутку. А потом снова начала:

— Лёнь, а Лёнь… ты боишься?

Лёня опять промолчал, будто не слышал. Где-то хрустнул сучок, какая-то тёмная птица бесшумно пролетела над головой. Аринка схватила Лёню за руку.

— Ой, Лёня!.. Ой, я боюсь!

Но Лёня молча отнял руку и отвернулся. Аринка слишком сильно обидела его. «Нарочно хотел погубить зайчат! Да ещё Медведя придушить хотел!..» Вот как она могла подумать про Лёню!..

— Ой, ой, — захныкала Аринка, — уж тебе и сказать ничего нельзя.

— Говори, что хочешь, — ответил Лёня, — мне всё равно.

— А ты со мной не будешь говорить?

— Не буду.

— Со мной?

— С тобой.

— Ну и ладно, — сказала Аринка и поджала губы, — и я не буду с тобой говорить.

Лёгкий шорох послышался на снегу. Бежит кто-то, какой-то зверёк. Ближе, ближе…

— Зайчиха! — прошептала Аринка. — Это её бабушка Марфа послала? Да, Лёня?

Лёня молчал.

Зайчиха подбежала поближе, принюхалась, остановилась.

— Ничего, ничего, — послышался ласковый голос бабушки Марфы, — это свои люди, они тебя не тронут.

— Не тронут? — переспросила Зайчиха. — А зачем они сюда пришли? К зайчатам?

— Мы шли мимо, Зайчиха, — успокоила её бабушка Марфа, — а Лёня не знал, что вы, зайцы, не выносите нашего запаха, что вы так нас боитесь, даже зайчат можете бросить. Ну откуда ему было это знать? А теперь знает. И близко к вашим зайчатам не подойдёт. Иди, не бойся, покорми малышей. А твоих малышей тоже какая-нибудь зайчиха накормит… Иди, иди!

Лёня и Аринка стояли неподвижно. Зайчиха ещё раз опасливо оглянулась на них и юркнула под орешник, к зайчатам, которые всё пищали потихоньку. Но пришла Зайчиха, и они сразу примолкли.

— Вот и хорошо, — сказала бабушка Марфа, — покорми их как следует, чтобы им надолго хватило. А вы, ребята, пойдёмте отсюда… Уходим, уходим, Зайчиха! Ушли!

И они все трое пошли дальше, вниз по оврагу. Лес расступился, впереди заблестела льдом река. А Месяц увидел их, улыбнулся и снова начал целыми пригоршнями бросать им под ноги серебряные огоньки.

Они вышли из оврага на широкий прибрежный луг. Летом здесь растёт высокая густая трава. А в траве разные цветы — и ромашки, и колокольчики, и красная дрёма, и высокие розовые метёлки щавеля…

Летом этот луг бывает весёлым, пёстрым, над ним летают разные бабочки, пчёлы, шмели. А высоко в небе над этим лугом всегда поёт жаворонок. Но сейчас на лугу было тихо, бело. Только Месяц старался украсить искорками снежную белизну.

— Вы что замолчали? — спросила бабушка Марфа. — Может, уморились?

Лёня только шмыгнул носом.

— А он со мной не разговаривает, — сказала Аринка. — Я говорю, а он не отвечает…

— Ты почему ей не отвечаешь? — спросила бабушка Лёню.

— Она говорит, что я зайчиков хотел придушить, — ответил Лёня, — и Медведя тоже… Что я нарочно всё делаю?..

— Так ты что же, Аринка, и вправду так думаешь? — спросила бабушка Марфа и остановилась.

Лёня и Аринка тоже остановились. Лёня глядел в сторону, на ледяную речку.

— Ничего я так не думаю… — ответила Аринка и насупилась. — Уж ничего и сказать нельзя.

— Ничего плохого про человека понапрасну говорить нельзя, — сказала бабушка Марфа, — и обижать человека понапрасну нельзя.

— Да я же не стала сердиться, — прохныкала Аринка, — я сразу стала с ним разговаривать! А он…

— Ты его обидела — так чего же тебе-то ещё и сердиться? Это он должен сердиться, ну вот он и сердится!

— И всегда теперь будет сердиться? Да?

— Зачем же всегда? Подойди к нему и скажи, что ты перед ним виновата. И что больше ты понапрасну обижать его не будешь. Вот он и не станет больше сердиться.

Аринка надула губы, опустила голову и молча перебирала конец шали.

— Ну, что же ты, Аринка? Стыдно тебе, что ли? Обижать человека — вот что стыдно. А признать себя виноватым никогда не стыдно. Или, может, ты и не виновата совсем?

— Виновата… — прошептала Аринка.

— Ну вот, Алексей, слышишь? Аринка повинилась. Теперь и ты повернись к ней лицом. И всё забудь.

Но Лёня по-прежнему стоял отвернувшись и хмуро молчал.

— Э! Так не годится! — рассердилась бабушка Марфа. — Разве можно дружбу терять? Дружба в жизни дорого стоит. Может, дороже всего! Верную дружбу потеряешь — себя накажешь. Очень тяжело себя накажешь. Захочешь воротить потом, да не воротишь. Ну как ты будешь без Аринки? Ну-ка?

— Как — без Аринки? — встрепенулся Лёня. Он сразу повернулся, посмотрел на бабушку, на Аринку.

— Ну вот, видишь, — сказала бабушка, — оказывается, нельзя без Аринки-то.

— Конечно, нельзя, — проворчал Лёня.

— Вот и всё! — сказала бабушка. — Значит, этому разговору конец!

Аринка сразу заулыбалась, и у Лёни тоже стало на душе легко и весело.

— Э… — сказала бабушка Марфа, приглядываясь, — да там кто-то к нам жалует!

— Лось… — прошептал Лёня. — Сохатый!

— Ой! — охнула Аринка. — Мы пропали!

Лёня схватился за бабушкину клюку.

— Дай скорее! Я его не подпущу!

— Тише, тише, — сказала бабушка Марфа, — не пугайтесь… Пойдём-ка поговорим с ним, может, ему что от нас нужно. Может, у него беда какая.

Лось стоял на луговине и смотрел на них. Он не собирался нападать. Но и не уходил с дороги.

Бабушка Марфа смело пошла ему навстречу.

— Что-то бока у тебя сильно подвело! — сказала она. — Голодный, что ли?

— Совсем голодный, — ответил Лось сиплым голосом. — Кругом наст, не пробить копытом. Всё заморожено. Совсем сил нет. И воды нет. Только что снегу погрызёшь…

— Всё заморозил, Старый! Постарался, — сказала бабушка Марфа. — А как это ты говоришь, что воды нет? Тут на реке посередине всегда прорубь была.

— Всегда была, — ответил Лось, — а теперь и её Мороз заморозил.

— Хе-хе-хе!.. — послышалось за сугробом. — Что? Попили водички? Поели травы? Хе-хе…

И над блестящим жёстким настом заколыхалась белая борода, будто дым заструился по сугробу.