Круговых Петрович - Юрка — сын командира

— Это — Юрка, сын командира,— ответил Шахназаров.— Поглядите, товарищ старшина, сколько он к обеду грибов набрал!

— В солдатский котёл, значит? Дельно!— Прапорщик тронул в ведёрке несколько грибов и сказал повару: — Ефрейтор Баградзе, раз парень с первого дня стал проявлять заботу о солдатах, будем считать и его солдатом. Ставьте на котловое довольствие. Младший сержант Чиж!

— Я!— ещё больше вытянулся «дядя Стёпа».

— Приодеть его как положено.

— Есть приодеть, товарищ старшина!

Прапорщик выговаривал слова отрывисто, будто всё время сердился на кого-то. «Дядя Стёпа», повар Баградзе, Шахназаров по-прежнему стояли перед ним навытяжку. С опаской решился Юрка взглянуть ещё раз на этого неприветливого человека и удивился, заметив на лице его улыбку.

— А что это за кукла у тебя, молодой человек?

— Это — Дункан... Какая же кукла?

— Живой? Зачем же ты его на руках таскаешь? Вот что, Юрка — сын командира, собаку эту я в городке чтобы больше не видел. На кухню полезет, в столовую. Непорядок это. Ясно?

— Ага,— робко ответил Юрка.

— Вот и хорошо. Сейчас же её куда-нибудь подальше, за проходную.

— Я домой отнесу!

— Неси домой.

Когда Юрка возвращался, у проходной его поджидал Шахназаров.

— Напугал тебя старшина? Ты его не бойся, он мужик хороший, главное — справедливый. И порядок любит. Пойдём.

— Куда?

— Завтракать.

Юрка впервые попал в солдатскую столовую и едва не ахнул, увидев огромные столы, застланные одинаковыми светло-зелёными клеёнками. По десять человек за каждым — сидели солдаты.

Вкусно пахло мясом и свежим хлебом. Звенели ложки, доносился приглушённый говор и смех.

— Привет славным ракетчикам!— весело сказал Шахназаров, подводя Юрку к чану, поставленному на табуретку у порога. В чане пузырилась неприятно пахнущая беловатая жидкость.— Давай-ка, Юра, сполоснёмся. Суй лапки, вот та-ак!

— Фи!— поморщился Юрка.— Что это?

— Раствор хлорной извести, в котором уничтожаются все болезнетворные микробы. Живей, а то вон санинструктор на нас глядит, за стол не пустит. Такой несговорчивый тип...

— А вытереть чем?

— Не надо. Не положено. Сами руки обсохнут.

— Фи!— опять закрутил носом Юрка, отряхивая мокрые руки.

От крайнего стола ему подмигивал тот самый «несговорчивый тип», который был санинструктором: молодец, мол, хвалю!

Почти все солдаты глядели на мальчика, улыбались и за обе щеки уплетали макароны с мясом, и Юрка вдруг почувствовал, что ему тоже хочется есть. И вовремя почувствовал: из боковой двери вышел повар Баградзе, неся на вытянутой руке алюминиевый поднос с тарелками, стаканами и чайником.

— Рубай, Юра. Чтобы ничего не осталось.

— Как рубать?

Солдаты засмеялись. Усмехнулся и Баградзе.

— Так у нас говорят: рубануть бы! Это значит — покушать. Кушай! Потом мне на ушко скажешь, понравилось или нет.

До чего же вкусны солдатские макароны! А чай! Кажется, никогда не доводилось ему ни есть, ни пить ничего подобного.

Солдаты по команде встали из-за столов, вышли во двор. В курилке опять заиграли на гитаре, и снова кто-то запел:

Юрка допивал свой чай и с интересом разглядывал столовую с голубым потолком — по нему были разбросаны синевато-белые облака, со стенами, к которым были прибиты распиленные вдоль берёзки. Где-то в них и за ними прятались горшочки; из них расползались по ветвям тонкие стебли с густой листвой, и от этого казалось — берёзы растут, прямо здесь; в комнате. Внизу, у корней, зеленела — нарисованная на стене — высокая трава, дальше желтело ржаное поле, за ним далёкий хвойный лес, и опять небо — до самого потолка — с синевато-белыми облаками.

— Красиво?— спросил Шахназаров.

— Ага!— восхищенно ответил Юрка.

— Это — дяди Стёпы работа, он у нас — от скуки на все руки, талантище, брат. Допил чай? Пойдём.

— Куда?

— В гости к дяде Стёпе.

Шахназаров привёл Юрку в помещение, напоминающее хозяйственный магазин. И пахло здесь, как в магазине,— нафталином и кожами.

На металлических стойках, как в гардеробе, висели мундиры, на полках, под табличками с фамилиями, ровными рядами лежали фуражки с начищенными до золотого блеска кокардами, дальше аккуратными стопками возвышались одеяла, простыни, какое-то бельё, в углу, тоже на полках,— гантели, гранаты, спортивные диски и ядра, футбольные и волейбольные мячи.

С интересом разглядывая всё это, Юрка и не заметил, когда и откуда появился «дядя Стёпа», обхватил его одной рукой: «оп-ля!» — и поставил на табуретку. В руках у «дяди Стёпы» был жёлтый матерчатый метр с делениями, точь-в-точь как в маминой шкатулке.

— А зачем мы будем меряться?— спросил Юрка.

— Мундир тебе пошьём, шаровары, фуражку сообразим, и будешь ты — настоящий солдат.

— Вот здорово!

— А ботинки вряд ли найдём, свои носить будешь.

— У меня есть совсем новенькие!

Юрка представил себя наряженным в мундир с блестящими пуговицами, в фуражке с кокардой, и ему захотелось, чтобы «дядя Стёпа» сегодня же сделал всё, что надо.

— А пистолет у меня будет?— поинтересовался, поочередно поглядывая то на «дядю Стёпу», то на Шаха.

— Вот этого не знаю,— подмигнув Шаху, ответил «дядя Стёпа».— Мне пистолеты делать как-то не приходилось.

— А ты попробуй!— горячо попросил его Юрка.— Ты же на все руки...

— Боевой пистолет солдату не положен,— вмешался в разговор Шах,— если тебя устроит такой, какие продают в магазинах игрушек...

— Устроит!— обрадовался Юрка.

— Значит, быть тебе во всеоружии.

«Дядя Стёпа» записал на клочке бумаги какие-то цифры и так же одной рукой снял Юрку с табуретки.

— Завтра утром прошу на первую примерку. Согласны, молодой человек?

— Ага,— улыбнулся Юрка, но тут же заволновался, вспомнив о Дункане, оставленном дома, под кроватью. Если малыши обнаружили его, таскают, наверное, теперь по двору, дёргают за хвост, за уши,— разве они понимают, как надо обращаться с животными?

— Я пойду,— сказал Шаху.— Некогда.

— Иди, Юра. Я тоже пойду. Ночью два раза блокпосты проверял. Спать хочется — ужас!

Юркина тревога оказалась не напрасной. От самой проходной он заметил малышей в ёлочках под окнами ближайшего дома. Танечкина кукла валялась в траве, сияя на солнце пеньковыми косами и розовыми пластмассовыми щеками; вместо неё девчонка держала взвизгивающего Дункана, пытаясь натянуть на него сорочку, а «товарищ Петров», привстав на цыпочки, собирался надеть щенку очки без стёкол.

— А ну, бросьте собаку!— крикнул Юрка вне себя от гнева.— И больше чтоб не смели трогать, а то я вас... Знаете, как поколочу!