Игорь Минутко - Шестнадцать зажженных свечей

«Неужели их опять не будет?..»

Вот и старая липа. Жаркая волна с головой накрыла Костю: под деревом стояла Лена, а рядом с ней — долговязый Жгут.

Костя замедлил шаг, не зная, что делать. «Заговорить первому?» И у него вырвалось само собой:

— Лена, здравствуй...

— Здравствуй! — Она подошла к нему.

Жгут стоял у ствола липы и угрюмо наблюдал за ними.

— Костя... Ты прости меня,.. За тогда. Дура я.

«Я тебя прощаю, прощаю!» Он неожиданно для себя спросил:

— А где ваш Муха?

— Он на каких-то сборах,— сказала Лена,— Ведь ему скоро в армию.

И наступило молчание.

«Пойдем в кино! Пойдем на танцы! Пойдем, куда хочешь!» — промолчал Костя.

— А у Жгута неприятности,— сказала Лена.

— Какие? — Костя посмотрел на Жгута.

Тот, казалось, безучастно все стоял под липой, и вид у него был унылый.

— Вернее, у Эфирного Создания. Ну, у матери Жгута.— Лена сердито хмыкнула.— Вчера над ней товарищеский суд был.

«Значит,— понял Костя, вспомнив объявление на щите,— гражданка Савохина и есть Эфирное Создание».

— За что же ее судили? — спросил Костя.

— За веселую жизнь,— сказала Лена.

— Это как? — удивился Костя.

— Очень просто! Она живет весело, и за это ее грозят выслать из Москвы. А Жгута — в какой-нибудь интернат. Вчера сделали последнее предупреждение. Эти пенсионеры такие. Они в суд свое решение передадут, в настоящий. Делать-то им нечего. Вот и бесятся от скуки. И чем Эфирному Созданию помочь?

Жгут приблизился, внимательно посмотрел на Костю, сказал:

— Ленка считает, что ты умный...

— Конечно, умный! — весело подтвердила Лена.

— Книги читаешь...— Жгут волновался.— И родители у тебя образованные. Ведь так?

— Так...— ответил Костя, не понимая, издевается над ним Жгут или говорит серьезно.

— Пойдем к нам, а? — В голосе Жгута прозвучала робость.

— Зачем? — удивился Костя.

— Может, ей что посоветуешь...— Жгут помедлил.— Или повлияешь?

— Сейчас надо идти? — спросил Костя.

— Конечно, сейчас,— сказала Лена.

— Я только дома предупрежу! — сорвался Костя.— Ждите меня здесь!

Он влетел на кухню, где все уже было готово для ужина и родители сидели за столом, бросил сумку на пол, сказал задохнувшись (лифта долго, как ему показалось, не было, и пришлось подниматься по лестнице):

— Я не хочу есть, и мне срочно нужно уйти! — Он уже бежал по коридорчику к входной двери.— Не беспокойтесь! Все в норме!

— Костя! Вернись сейчас же! — крикнула Лариса Петровна.

— Пусть, — Виталий Захарович был подчеркнуто спокоен.

...Жгут жил через подъезд, на третьем этаже. Дверь была обшарпанная, без номера, сломанный звонок висел на проволочке.

Жгут погремел ключами в замочной скважине, заскрипели ржавые петли.

— Проходите,— сказал он, и все трое оказались в маленькой передней.

пел в глубине квартиры женский голос.

— Все ясно,— удрученно сказал Жгут.— Пока меня не было, успела в магазин сбегать.

Пение прекратилось.

— Славик, это ты?

— Я, мама, я.— Голос у Жгута был растерянный.

«Значит, по-настоящему Жгута зовут Славой»,— подумал Костя.

Из комнаты в переднюю впорхнула очень полная, молодая еще женщина, миловидная, ярко накрашенная, в оранжевом платье с глубоким вырезом. Женщина приветливо заулыбалась, часто-часто посыпала словами:

— Смотрите! Целая компания! Проходи, Леночка! А это что за красавчик новенький? Давай знакомиться!— Женщина протянула Косте руку:— Ольга Пахомовна!

Костя смущенно пожал женщине руку, сказал:

— Константин... Пчелкин.

— Пчелка! — засмеялась Ольга Пахомовна и, схватив Лену за руку, устремилась в комнату.

— Пошли,— вздохнул Жгут.

В комнате царил беспорядок: разбросанные вещи, незастеленная тахта; в складках одеяла спал жирный рыжий кот, свернувшись уютным клубком.

На столе была наполовину пустая четвертинка водки, рюмка, коробка шоколадных конфет, открытая, но нетронутая, в тарелке лежала колбаса, нарезанная толстыми кусками.

— Угощайтесь! — предложила Ольга Пахомовна.— Сейчас!

Она подмигнула Косте и ринулась к буфету. На столе появились три рюмки.

— Мама,— тихо сказал Жгут.— Ты же обещала…

Тень пробежала по лицу Ольги Пахомовны.

— Обещала, сынок... Чего же делать? Слабая я женщина. Душа просит. Не робей, никто нас не разлучит.— Она вдруг сорвалась с места, заключила сына в объятия.— Только через мой труп!

Жгут высвободился из материнских рук. Ольга Пахомовна неожиданно залилась слезами.

— Чего они от меня хотят? — сквозь всхлипывания пробормотала она, погрозила кому-то кулаком, быстро налила в свою рюмку водку, судорожно выпила одним глотком.

— Мама...

— Все, все, сынок!..— Ольга Пахомовна улыбнулась сквозь слезы.— Что же вы стоите? Садитесь, сладкие вы мои!

Лена первая, за ней Костя и Жгут сели за стол.

— Так... А теперь все вместе! — Ольга Пахомовна стала разливать остатки водки по рюмкам, и Костя увидел, что рука ее дрожит.

— Я не пью водку,— с испугом сказал он.

Ольга Пахомовна хмуро, даже ненавистно посмотрела на Костю.

— Ты меня, ангелочек, не осуждай.

— Я не осуждаю...— тихо сказал Костя.

— Небось, с папочкой и мамочкой живешь?

— Да.

— А мы с моим Славкой вдвоем,— ожесточенно сказала Ольга Пахомовна.

— Тетя Оля!— Лена легко коснулась плеча женщины.— Зачем вы? Опять...

— А затем! — сказала Ольга Пахомовна.— Больно много судей на меня развелось. Ну и что, если пью? На свои кровные гуляю. День работаю, день гуляю! Чего мне остается? Раз жизнь наперекосяк пошла.

— Мама! — с отчаянием произнес Жгут.

— Что мама? Что мама? — Ольга Пахомовна посмотрела на сына и неожиданно беззаботно рассмеялась.— Ничего, не хуже, чем другие, живем. Вон какого орла вырастила! — Она ласково провела по голове Жгута нетвердой рукой, потом взглянула на Лену и Костю.— Вы молодые? И живите на всю катушку, пока молодость не прошла... «Хороши весной в саду цветочки!»— пронзительно пропела Ольга Пахомовна и, сорвавшись с места, сделала несколько танцевальных движений по комнате.— Я в ваши годы... Да и потом... Все меня Эфирным Созданием звали. На танцах равной мне не было. Не веришь? — Она подлетела к Косте.

— Почему не верю? — смутился тот.

— Вижу я: не веришь! — воспаленно возразила Ольга Пахомовна.— Я сейчас тебе покажу!

— Мама, не надо, пожалуйста!..— умоляюще сказал Жгут.

— А ты помолчи!

Ольга Пахомовна подбежала к радиоле, которая стояла в углу на стуле, включила ее, поставив пластинку. Похрипела иголка, и сквозь шорохи и время грянула полька.

— Не ту хотела! — возбужденно сказала Ольга Пахомовна.— Ладно! И полечка сойдет.

Эфирное Создание стала лихо отплясывать польку, громко пристукивая каблуками, и Костя увидел, что действительно получается все у нее пластично, красиво, только движения полных рук, вспархивающих над головой, были смешными.