Игорь Минутко - Шестнадцать зажженных свечей

— Лара! — Виталий Захарович осторожно погладил жену по плечу.— Пойми! Есть тут причина вражды, я бы это назвал соперничеством...

Виталий Захарович не договорил — Костя быстро вскочил с кресла и на полную мощность включил звук телевизора. Ворвался рев болельщиков, захлебывался словами комментатор, слышались свистки судьи.

Тут же поднялась Лариса Петровна и совсем выключила телевизор.

Костя вышел на балкон. Внизу жил своей жизнью огромный вечерний двор. Он был призрачно освещен фонарями и разноцветным светом из окон.

На душе у Кости были хаос и смятение: Лена ходит на танцы с Мухой!..

На балконе появился Виталий Захарович. Теперь они стояли рядом, отец и сын. Молчали.

— Значит,— тихо спросил Виталий Захарович,— эту девочку зовут Леной Макаровой?

— Какую девочку? — прошептал Костя, и жаркая кровь бросилась ему в лицо.

— Которая тебе нравится...

Костя не ответил.

Виталий Захарович обнял сына за плечи и ощутил дрожь, которая била тело сына. Любовь к нему, желание немедленно помочь, своей силой и тяжким жизненным опытом оградить от ошибок и ударов судьбы — все это комом подкатило к горлу.

Они еще долго стояли молча, и двор неразгаданной страной простирался под ними.

Странно: Костя в этот вечер, как только его голова коснулась подушки, мгновенно провалился в сон.

Костю с трудом поднял звонок будильника. Несколько мгновений мальчик лежал без всяких мыслей, и вдруг все, что произошло вчера, разом навалилось черной сокрушительной громадой. И не захотелось жить. Умереть, вот сейчас же, немедленно умереть.

Но все продолжалось по заведенному порядку: завтрак (родители старались отвлечь его пустячными, веселыми разговорами), сборы в школу. Синяк под левым глазом мама замазала каким-то кремом и припудрила, но все равно было заметно, и багровая ссадина красовалась на лбу.

Костя вышел из своего подъезда все в том же угнетенном состоянии духа: жить не хотелось. Но он увидел старую липу, и она как бы сказала ему: в этой жизни, которую ты собираешься покинуть, есть Лена.

«Что делать? — мучительно думал Костя.— Что?»

Старая липа уже шумела над ним своей могучей кроной, и шелест листьев смешивался с радостным утренним щебетом воробьиной стаи, которая, очевидно, липу считала своим клубом для встреч.

— Англичанин! — послышался сзади голос.

Костя вздрогнул, мгновенно все напряглось в нем, вспотели ладони. Он шел дальше, к воротам, не оглядываясь.

— Скрипач! Да постой ты! Дело есть. Костя остановился.

К нему спешил Дуля. Костя впервые при дневном свете рассмотрел его: толстый увалень с довольно добродушным лицом, которому широкий нос в веснушках придавал лукавое выражение. Глаза у Дули были карие, хитрые и, пожалуй, злые. Он со свистом сплевывал сквозь желтые редкие зубы.

— Привет! — Дуля подбежал к Косте, тяжело дыша.

Костя промолчал.

— Здорово мы тебя вчера отделали,— с удовольствием сказал Дуля, оглядев Костю.

Костя не ответил.

— А ты сразу к Дон Кихоту,— пренебрежительно сказал Дуля.

— К кому? — удивился Костя.

— Ну, к участковому нашему, к Воробьеву, Это его так Муха зовет: Дон Кихот какой-то.

— Его мать вызвала,— сказал Костя.— Не я.

— Хватит заливать-то,— сказал Дуля.— Мать... Ладно. Я все твои дела — в гробу и в белых тапочках. Понял? Вот. Тебе велено передать.— И Дуля протянул Косте записку.

— Мне? — с недоумением спросил Костя.

— Тебе. И делаю это тайно от своих корешей. Исключительно из уважения... сам знаешь, к кому.— Дуля зашагал прочь независимой, слегка расхлябанной походкой.

Костя развернул записку. В ней было написано крупными детскими буквами: «Милый мальчик Костя! Приходи сегодня в одиннадцать вечера под старую липу. Буду тебя страстно ждать. Лена М.»,

Она — сама!— назначает ему свидание! И если вечером его опять изобьют, он все равно пойдет к ней.

...Без десяти одиннадцать вечера Костя вошел на кухню, где родители занимались какими-то хозяйственными делами. Он был в отглаженных брюках, в свежей рубашке, аккуратно причесанный.

— Я пойду прогуляюсь перед сном,— сказал он.

— Так поздно? — подняла брови Лариса Петровна.— Ни в коем...

— Иди, иди,— перебил жену Виталий Захарович.— Погода хорошая.

— Но ведь компания Мухина! — начала было Лариса Петровна.

— Все будет в норме.— Костя направился в переднюю.— Дон Кихоту надо верить.

— Какому еще Дон Кихоту? — раздраженно спросила Лариса Петровна.

Ответа не последовало — хлопнула входная дверь.

...Костя подошел к старой липе. Здесь никого не было. Однако возле ствола стояли два пустых ящика из-под фруктов. Костя напряженно осмотрелся по сторонам. Никого. Сел на один из ящиков. Сердце глухо, часто стучало. Непонятный, внезапно пришедший стыд смешался с жутким предчувствием; «Обманула... Не придет. Написала записку, чтобы надо мной посмеяться».

И в этот момент из темноты возникла Лена Макарова. Она была в джинсах и вельветовой куртке.

— А вот и я! — сказала Лена и села рядом с Костей на второй ящик.

— Добрый вечер,— еле проговорил Костя, чувствуя, что неудержимо краснеет.

— Ты всегда такой точный? — сказала Лена.

— Всегда,— ответил Костя. И оба неловко замолчали.

— Я не хотела...— Лена вдруг нагнулась к уху Кости и прошептала: — Я не думала, что из-за меня может так получиться...

— Я жалею только об одном,— сказал Костя.

— О чем? — спросила Лена, оглянувшись в темноту двора.

— О том, что не умею драться! — сказал мальчик.

— А ты научись! — развеселилась Лена.

— И научусь,— сказал Костя. Снова они замолчали.

— Ты где учишься? — опять заговорила Лена.

— В английской спецшколе. А ты?

— В ПТУ тридцать два… За углом, через два квартала. Знаешь?

Костя кивнул,

— У вас в школе все на английском языке? — спросила Лена.

— Нет. Но английский со второго класса.

— И ты можешь свободно говорить по-английски?

Костя усмехнулся.

— Конечно, могу.

— Скажи мне что-нибудь по-английски,— попросила девочка.

— You are the best girl in the world,— сказал Костя по-английски очень тихо.

— Переведи!

— Переводить не обязательно,— ответил Костя.— Лена, а кем ты будешь?

— Я? Поваром-кондитером. Мне полгода осталось. Что, плохая профессия?

— Нормальная профессия.

— Перспективная в смысле мани.— Лена потерла пальцами, как бы считая деньги.

И опять наступило молчание.

— А скрипка? — спросила Лена.— Ты что, на ней играешь?

— Да,— сказал Костя.— Но это так, для своего удовольствия.

— А я для своего удовольствия больше всего люблю танцевать. Весь бы день танцевала! Я в клуб «Красного пролетария» хожу. Знаешь, какая там дискотека! Все классные ансамбли. И «Абба», и «Бони М», и «Калифорния», и «Чингиз-хан», и «Смоуки».