Тревожная служба

Я, конечно, понес наказание, и совершенно заслуженно. Это ясно. Увольнение в очередное воскресенье для меня пропало, и Рут, которая, естественно, ни о чем не догадывалась, напрасно ждала своего унтер-офицера.

Если бы только одно взыскание! Помимо этого было нечто гораздо серьезнее — были солдаты моего отделения. Я боялся, что они отвернутся от меня, будут чуждаться меня. Однако этого не произошло, и тем не менее наша совместная жизнь, как и работа, уже не была прежней. Чувствовалось, что они разочаровались во мне. Но помимо всего прочего я должен был держать ответ перед нашей организацией Союза свободной немецкой молодежи. Если я чего и боялся, так это разговора на общем собрании. Неужели они так и будут ругать меня всем коллективом? Нет, этого они не стали делать, но, конечно, осудили все мои художества. То, что они имели на это все основания, ясно как день. Но при этом они старались показать мне, что всю эту неприглядную историю рассматривают как досадную случайность, недоразумение, которое не настолько серьезно, чтобы при желании его нельзя было исправить.

«Не засовывать голову в песок, как это делает страус, правда, он делает это не от стыда. Не разыгрывать роль сломленного человека, это было бы смешно». Я должен был доказать перед всеми, что на самом деле Пфеффер совсем не такой, каким они видели меня в тот раз. Между нами говоря, весь этот разговор сильно подействовал на меня, я очень волновался и едва сдерживался, чтобы не показать этого. Они не уговаривали меня, не сочувствовали: «Ах, пожалуйста, больше так не делай». Это было, скорее, жестким требованием: «Делай все, как положено, и не заставляй себя просить! Ты все прекрасно можешь, мы знаем. И ты должен!»

Но не это заставляло меня переживать больше всего. Я мучился от сознания, что сам виноват во всем. Как это могло случиться, откуда взялись эти странные мысли? Почему я не подумал о последствиях своего поступка?

В тот день я поклялся себе, что исправлю это дело. Обязательно исправлю! В конце концов, не важно, как они будут ко мне относиться. Не всю же жизнь быть инструктором под чахлыми акациями у казарм и мечтать о пении лесных птиц. Собственно, ничего плохого они сделать не могут. Но мы еще покажем, на что способен Пфеффер, настоящий Пфеффер!

Сегодня уже можно сказать, что я добился кое-чего. При подготовке к ротным учениям я сделал первое важное открытие: мои солдаты старались помочь мне. В душе я надеялся на это, но полной уверенности, конечно, не было. А если бы наш взводный устроил такой цирк?.. Они же помогали мне даже тогда, когда кое-кто открыто говорил: «Разве Пфеффер может быть командиром отделения? Человек, который позволяет себе такие выходки...» Но ефрейтор Дорнбергер стал на мою защиту, хотя не сказал мне об этом ни слова. Я узнал все это позже от Роланда Хольца. Во всяком случае, мне незаметно помогали восстановить мою пошатнувшуюся репутацию.

А я работал, не жалея сил. Усиленно тренировал ребят. И каждую норму, каждое упражнение, прежде чем требовать от других, выполнял сам. Я считал, что это самый верный способ и производит должное впечатление.

Но на полигоне все получилось не так, как хотелось бы. Вымпел Союза свободной немецкой молодежи — переходящий приз лучшему взводу, — уже развевавшийся, как нам казалось, у наших палаток, ушел от нас. «Наш взвод должен стать лучшим», — говорил перед учениями обер-фельдфебель Раймнитц. Мы были полностью с ним согласны и считали, что будет просто смешно, если мы не добьемся этого. И вдруг срыв...

Само собой разумеется, в своем отделении мы обсудили причину неудачи. Я требовал, чтобы каждый делал все возможное при выполнении упражнений, поскольку известно, что нельзя добиться успеха, если хотя бы один человек отстает. Полагаю, все поверили мне, когда я подчеркнул, что здесь речь идет не о чести унтер-офицера Пфеффера и не только о том, чтобы завоевать вымпел или добиться отличной оценки. Это, конечно, тоже важно, и для меня не меньше, чем для других. Кому не дорога честь коллектива? Но не это главное. Основное в том, чтобы как можно лучше выполнить поставленную задачу.

Учения для того и проводятся, чтобы уметь побеждать в бою. В противном случае незачем было бы тратить столько времени, считал я. И все остальные были того же мнения.

Нашему взводу выпало начинать. При взятии штурмового городка солдаты отдали все силы. Ни у кого не возникло искушения упасть с возгласом «Не могу больше, все!». Никто не отстал, все успевали за мной.

И вновь над нашими палатками взвился вымпел лучшего взвода. И ротные показатели оказались весьма высокими, а меня поощрили как лучшего командира отделения, объявив благодарность за его отличную подготовку.

Ну, что еще сказать? Я имел все основания быть довольным, испытывать удовлетворение. Когда я пожимал руки своим солдатам и видел их усталые, но довольные лица, я думал: «Отличные ребята. Они радуются даже больше, чем я». Это было для меня настоящим открытием, которое было не так легко сделать. Они стали мне чертовски близки. Я испытывал радостное и вместе с тем волнующее чувство, отчего комок подкатывал к горлу и перехватывало дыхание. Мне кажется, они понимали мое состояние.

Нас ожидала еще одна приятная неожиданность. Лучшему взводу, победителю, преподнесли торт. Роскошный торт. Но я даже не притронулся к нему. Ребята уговаривали меня: «Попробуйте, товарищ унтер-офицер! Торт первоклассный!» А я отговаривался, что у меня желудок, печень, что мне нельзя жирного... В конце концов они оставили меня в покое. Но дело было, конечно, не в печени или желудке. Просто торт напомнил мне тот день, когда я решил посетить кафе и когда в моей пьяной голове возникла эта глупая затея. А в то воскресенье моя Рут, о которой вы еще не знаете, понапрасну ожидала меня с пирогом, который испекла для меня.

Когда-то здесь проходило русло Старой Эльбы. Тягач пробирался по заросшей кустарником лощине. По бортовой рации слышен был спокойный, уверенный голос помпотеха:

— Если не сбавлять темпов, прибудем вовремя. Сейчас шестнадцать часов три минуты, через восемь минут мы должны быть на месте.

Дорога вдоль русла реки становилась все более вязкой, и офицер приказал свернуть и ехать через лес.

— Перейти на третью скорость, — распорядился лейтенант Штефен.

— Тогда мы этот отрезок не пройдем за восемь минут, — заметил унтер-офицер, опытный и знающий водитель, но лейтенант возразил:

— Необходимо вытащить из воды танк. Это наша главная задача, и рисковать мы не имеем права. Не хватало еще нам самим застрять здесь. Переключайте скорость!

Водитель повиновался, и своевременно. Дорога становилась все хуже, транспортер нырял в ухабах, мокрый снег с хлюпаньем разлетался из-под гусениц во все стороны, ударяя в крылья машины. «Ну и местечко», — думал водитель и вел машину очень осторожно.