Джоанн Роулинг - Гарри Поттер и Орден Феникса

Она была совсем близко. Он видел каждую слезинку, повисшую на её ресницах…

Через полчаса он пришёл в общую гостиную. Рон и Гермиона сидели на лучших креслах у камина; кроме них, в комнате почти никого не осталось. Гермиона писала очень длинное письмо; она уже до половины заполнила пергаментный свиток, свисавший со стола. Рон лежал на коврике у камина и возился с работой по превращениям.

— Что ты так долго? — спросил он, как только Гарри сел в кресло рядом с Гермионой.

Гарри не ответил. Он пребывал в состоянии шока. При этом одна его половина хотела немедленно поведать друзьям обо всём, что случилось, зато другая была полна решимости унести секрет в могилу.

— Гарри, с тобой всё в порядке? — Гермиона внимательно посмотрела на него поверх пера.

Гарри неуверенно пожал плечами. Он вообще не понимал, что с ним.

— Да что такое-то? — Рон приподнялся на локте, чтобы получше разглядеть Гарри. — Что случилось?

Гарри не знал, что сказать, не знал, хочет ли он об этом говорить. Но, стоило ему окончательно решиться молчать, Гермиона взяла дело в свои руки.

— Это Чу? — принялась выяснять она. — Поймала тебя после собрания?

Гарри оторопело кивнул. Рон захихикал, но, поймав взгляд Гермионы, смолк.

— И что же она… э-э… хотела? — притворно невинным тоном поинтересовался он.

— Она… — начал Гарри; голос прозвучал хрипло, он откашлялся и начал снова: — Она… э-э…

— Вы целовались? — деловито спросила Гермиона.

Рон сел так быстро, что опрокинул чернильницу, и та пролетела по всему коврику. Полностью проигнорировав это обстоятельство, Рон жадным взглядом впился в лицо Гарри.

— Да? — потребовал ответа он.

Гарри поглядел на светящееся весёлым любопытством лицо Рона, на чуть сдвинутые брови Гермионы и кивнул.

— ХА!

Рон победно вскинул кулак и оглушительно захохотал. Второклассники, тихонько стоявшие у окна, вздрогнули от испуга. Вид Рона, катающегося по коврику, невольно заставил улыбнуться и Гарри. Гермиона с глубоким отвращением посмотрела на Рона и вернулась к своему письму.

— Ну? — отсмеявшись и подняв глаза к Гарри, спросил Рон. — И как это было?

Гарри подумал с минуту.

— Мокро, — честно признался он.

Рон хрюкнул, но что он хотел этим выразить — ликование или омерзение — сказать было трудно.

— Потому что она плакала, — мрачно добавил Гарри.

— Ой, — улыбка Рона слегка увяла, — ты что, так плохо целуешься?

— Откуда я знаю, — ответил Гарри. Такое объяснение ещё не приходило ему в голову, и он сразу забеспокоился. — Может, и плохо.

— Какая ерунда, — рассеянно, не переставая строчить, проговорила Гермиона.

— А ты откуда знаешь? — вскинулся Рон.

— Чу последнее время плачет почти постоянно, — с непонятным выражением сказала Гермиона. — За едой, в туалетах, везде.

— Тогда, по идее, от поцелуев она должна была бы повеселеть, — хихикнул Рон.

— Рон, — с большим достоинством произнесла Гермиона, макая перо в чернильницу, — ты самый бесчувственный болван, каких мне выпадало несчастье встречать.

— Что ты такое говоришь? — возмутился Рон. — Лучше скажи, кто это плачет, когда их целуют?

— Вот именно, — с некоторым отчаянием в голосе сказал Гарри, — кто?

Гермиона сочувственно на них посмотрела.

— Вы что, совсем не понимаете, что она сейчас чувствует? — спросила она.

— Совсем, — хором ответили Гарри и Рон.

Гермиона вздохнула и отложила перо.

— Прежде всего, дураку понятно, что ей очень грустно из-за Седрика. Потом, насколько я понимаю, она в растерянности — раньше ей нравился Седрик, а теперь нравится Гарри, и она не может понять, кто больше. Потом, её преследует чувство вины: она думает, что целоваться с Гарри — это оскорбление памяти Седрика, и не знает, что про неё скажут, если она начнёт встречаться с Гарри. А ещё она, скорее всего, не понимает, каковы её чувства по отношению к Гарри, потому что именно Гарри был с Седриком в лабиринте и видел, как тот умер, и от этого всё очень запутанно и страшно. Да, и ещё она боится, что её выгонят из команды, потому что последнее время она так плохо летает.

После этой речи Гарри и Рон некоторое время оцепенело молчали, затем Рон сказал:

— Один человек не может столько всего чувствовать, он взорвётся.

— Если у тебя полторы эмоции, это ещё не значит, что и у остальных тоже, — препротивным тоном заявила Гермиона и снова взялась за перо.

— Но она первая начала, — сказал Гарри. — Я бы не стал… Она просто подошла и… А через секунду уже рыдала у меня на плече… Я не знал, что делать…

— А кто бы знал? — было видно, что Рону страшна самая мысль о подобной ситуации.

— Тебе всего-навсего нужно было её пожалеть, — Гермиона озабоченно подняла глаза от пергамента. — Надеюсь, ты так и сделал?

— Ну, — сказал Гарри, и его лицо обдало неприятным жаром, — вроде как… похлопал по спине.

Вид Гермионы ясно говорил о том, каких огромных усилий воли ей стоит не закатывать глаза.

— Что ж, полагаю, могло быть и хуже, — объявила она. — Ты собираешься с ней встречаться?

— А куда я денусь? — ответил Гарри. — Д.А. ведь никто не отменял.

— Ты знаешь, что я имею в виду, — сказала Гермиона.

Гарри промолчал. Слова Гермионы открыли перед ним абсолютно новую и очень пугающую перспективу. Он попытался представить себе, как идёт куда-то с Чу — в Хогсмёд, например, — и должен пробыть с ней наедине несколько часов. Естественно, теперь, после всего, что произошло, она будет ждать приглашения… От этой мысли у Гарри скрутило живот.

— Неважно, — равнодушно произнесла Гермиона, возвращаясь к письму, — у тебя ещё будет масса возможностей её пригласить.

— А если он не хочет? — спросил Рон, необычайно внимательно наблюдавший за Гарри.

— Что за глупости, — рассеянно отмахнулась Гермиона, — она давным-давно ему нравится, правда, Гарри?

Он не ответил. Да, она давно ему нравилась, но, представляя себя с ней вдвоём, Гарри всегда видел Чу счастливой, а не безудержно рыдающей у него на плече.

— А кому, собственно, предназначается этот роман? — спросил Рон у Гермионы, пытаясь прочесть, что написано на пергаменте, который давно уже стелился по полу. Чтобы воспрепятствовать этому, Гермиона поддёрнула письмо к себе.

— Виктору.

— Круму?

— А каких ещё Викторов мы знаем?

Рон ничего не сказал, но насупился. Потом они минут двадцать сидели молча. Рон, фыркая от нетерпения и постоянно что-то вычёркивая, доделывал работу по превращениям; Гермиона, старательно водя пером, исписала весь пергамент, аккуратно скатала и запечатала его. Гарри отсутствующим взглядом смотрел в огонь, больше всего на свете желая, чтобы там появился Сириус и посоветовал, как надо вести себя с девочками. Но языки пламени становились всё меньше, меньше… Наконец, красные от жара угли превратились в золу, и тогда, оглядевшись, Гарри понял, что они опять остались в общей гостиной одни.