Семен Гарин - «Сокол» вышел в море

— Хорошо… — Кирик густо краснеет, потому что забыл спросить у мамы, как она себя чувствует. — Я сейчас пойду узнаю.

— Потом сходишь! — Братья усаживают Кирика рядом и наперебой угощают. Один ставит перед ним мисочку с горячими щами, другой достаёт из хлебницы самую аппетитную горбушку. И шутят с ним, как с маленьким: — Поскорее ешь, а то щи убегут в море…

Кирик склонился над миской, усердно работает ложкой, старается не глядеть в иллюминатор. А то опять укачает. Море хоть и весёлое-превесёлое, да неспокойное.

Мальчику на корабле куда лучше, чем оленю: мальчик гуляет где хочет, а для олешка устроили на палубе тесный загон.

Кирик успокаивает Кирюху:

— Не обижайся, ладно? Тебе нельзя ходить по палубе, упадёшь в море. Ты же не моряк, плавать не умеешь…

Умей оленёнок говорить, он бы наверняка ответил: «Куда мне! Это верно, я не моряк, и мой папа не моряк, и дедушка обыкновенный олень».

Кирик всякий раз обещает, прощаясь с дружком:

— Не скучай, я всё-всё тебе расскажу.

Кирюхе и так не дают скучать, то и дело к нему подходят моряки. Корабельный кок угощает вкусными вещами, братья-близнецы раздобыли для него старый матрац. «Так будет теплее», — сказал дядя Коля.

Кирик держит слово, часто прибегает, торопливо рассказывает новости:

— Ух, Кирюха, что я видел! Там есть прибор, называется «рыбий глаз». Он всё-всё видит под водой. Мне тоже разрешили в него посмотреть, я видел, как идёт рыба… Понял? Пал Палыч сказал, что скоро появится большая рыба. Такая страшная, зубастая. Её поймают!

Кирюха не спеша жуёт очередное угощение, и по всему видно, что его ни капельки не интересует большая рыба.

— Эх, ты! — Кирик обижается и убегает на корму.

Корма на траулере открытая, похожа на крутую горку, хоть на санках катайся. С такой кормы удобно сбрасывать тяжёлый трал — длинную сеть. Трал быстро соскальзывает по корме-горке, тонет в море. А там, глубоко под водой, раскрывается огромным мешком. Вот и сейчас «Сокол» тянет трал, и он постепенно наполняется рыбой.

…Кирику всё понятно, лишь одно не ясно: какая такая большая рыба, о которой сказал Пал Палыч, смогут ли её поймать?

Он стоит у борта, смотрит на море. Под воду уходят длинные стальные канаты. Трала не видать.

Море бурлит за кормой, пенится. Дальше оно спокойное, бесконечное. Вокруг траулера море всюду одинаковое. И небо такое же, голубым куполом опустилось на воду. Вдали небо слилось с водой, лишь серая полоска видна. Пожалуй, думает Кирик, на самолёте можно прилететь к той полоске, к тому месту, где вода сливается с небом…

— О чём браток, мечтаешь? — гудит Пал Палыч.

Теперь самое время спросить:

— Когда поймают большую рыбу?

— А-ааа! Так вот ты о чём! Большая рыба, браток, никуда не денется. Море наше богато, ох и богато!

— Она не уйдёт? Мы её догоним?

— Догоним, куда ей деваться!

Пал Палыч смотрит на часы и уходит. Вскоре на корме появляются моряки, знакомые и незнакомые. Пришли и близнецы — теперь уже Кирик узнаёт дядю Васю и дядю Колю, — с ними кок в белом колпаке. Корабельный доктор, который лечит маму, и тот здесь. Моряки в плащах, в непромокаемых передниках, в резиновых сапогах, точно ждут дождя.

А на небе ни облачка.

За кормой, кажется, ничего не изменилось. Правда, грохочущие катушки-барабаны наматывают и наматывают стальные канаты. Это трал тянут, а он глубоко под водой.

Вдруг море закипает, светлеет. В небе сразу появились чайки, белая туча птиц. Они с пронзительным криком летят к кораблю, бросаются на светлую дорожку.

— Рыбу почуяли, — говорит Пал Палыч.

Так вот почему так долго нет трала… Не просто вытянуть тяжёлую сеть с большой рыбой!

— Давай, давай! — кричит Пал Палыч. Ветерок смешно раздувает его пышные усы.

— Где же трал? — спрашивает Кирик.

Ага, вот она, большая рыба!

Из моря показалось громадное чудище. Вокруг него бурлит вода, пенится. Да и чудище живое — шевелится, дышит. Оно всё ближе, у самой кормы.

Моряки ухватились за канаты, помогают машинам тянуть трал. Чудище медленно ползёт по крутой горке, выползает на палубу.

Кирик пятится: ему кажется, будто чудище надвигается прямо на него.

— Вира-ааа! — командует Пал Палыч. — Трал поднять! Заработали другие краны, и чудище встаёт на дыбы. Ну и трал! Он до самого неба…

— Вира, вира! — требует Пал Палыч.

Трал вздымается ещё выше и вдруг рассыпается — тысячами рыбин, рыб, рыбёшек.

Серебряная гора расползается по мокрой палубе.

Рыбины тяжело шлёпают хвостами, во все стороны летят серебряные брызги, чешуя; рыбёшка подскакивает, сверкает на солнце.

Над палубой пищат чайки, вьются, выхватывают треску помельче, уносят в клювах.

Моряки бегают прямо по рыбе, кидают её в ящики, на транспортёры.

Все трудятся, всем хватает работы.

Кирик тоже трудится. Находит маленькую рыбку, она прохладная, трепещет в ладонях. Куда её девать?

— В море брось, пускай подрастёт, — советует дядя Вася. — Помогай, рыбак!

Это он-то рыбак?!

Вот бы мама услышала, как его назвали! Кирик ещё быстрее работает. Крупная треска летит в чан. Мелкая рыбёшка — за борт.

— Молодец! — хвалит Пал Палыч.

Серебряная рыбная гора совсем рассыпалась, а большой рыбы всё нет и нет.

— Где же она?

— Кто? — спрашивает Пал Палыч.

— Большая рыба… Её не поймали?

— Как — не поймали! Это и есть большая рыба. Видишь, сколько наловили. Большая рыба — это большой улов. Ясно?

Кирик видит странный сон. Странный и страшный.

Будто зима, будто мороз, будто синие льдины покачиваются на тёмных волнах.

А он сидит в нартах, Кирюха везёт его. Кирюха вырос, у него большие ветвистые рога.

Нарты летят по воздуху, как ковёр-самолёт. Внизу темно, холодно, страшно. Там море, там синие льдины. Вот-вот он упадёт туда…

Кирик кричит: «Не хочу, домой беги!» А Кирюха не слушает, летит и летит.

Кирик ещё громче кричит и вдруг чувствует чью-то прохладную руку на лбу, на щеках. Рука чужая, не мамина. И голос чужой:

— Что-то нехорошее приснилось…

В каюте почему-то горят все лампы, хотя и так светло. У койки, рядом с Пал Палычем, стоит незнакомая тётя.

— Где мама?

— Спокойно, браток! Доктор считает, что твоей маме будет лучше в санчасти. Там всё под рукой, там тише.

Пал Палыч волнуется, незнакомая тётя встревожена. И Кирику тревожно, он плачет.