Л. Пантелеев - Твои ровесники

— Понимаю! — горестно улыбнулся Петр Иванович, отставил в сторону лопату, завернул папиросу. — Теперь все понятно…

А за обедом, когда жена спросила его — почему он такой сегодня сумный, Петр Иванович вздохнул, почесал мизинцем под левым усом, что означало волнение, и приглушенно ответил:

— Вот она и пришла.

— Кто?

— Та, которая бывает после сорокавосьмилетней работы человека…

— Старость, что ли?

Петр Иванович не ответил, он не хотел вслух произнести этого слова, а жена рассмеялась:

— Только сегодня ее заметил? Я давно уже ее вижу и привыкла к ней.

— Ходить далеко на завод, — признался Петр Иванович. — На ногах стоять трудно…

— Всему свое время, — подсказала жена. — Находился за жизнь.

— Устал я, что ли?.. Отдыха хочу большого.

— В чем дело? Подавай в отставку и все. Пенсию дадут, домишко свой, коровка есть, чего тебе еще?..

— Сказала… А что я делать буду? Сорок восемь лет каждый день стоял на производстве и вдруг — ничего… Да я с ума сойду от безделья.

— Летом огородом займешься, зимой какую-нибудь работу на дому примешь… Вот оно и незаметно будет…

Петр Иванович покачал головой:

— Никак я этого принять не могу. В голове такое не представляется…

Не хотелось Петру Ивановичу признать себя стариком перед самим собой, а тем более — перед другими, а еще страшнее было сказать об этом в конторе. Как прийти туда и сказать — прошу уволить… А почему, спросят… И он должен будет сознаться: по старости…

Начинались жаркие дни, они утомляли Петра Ивановича. Чаще обыкновенного он садился завернуть папироску, отдохнуть. Проходя однажды по цеху, он услышал слова:

— Сдает наш старик. Сам не успевает и нас задерживает.

Стало обидно. Захотелось остановиться, заметить, кто сказал эти жестокие слова, но вместо этого побежал быстрее дальше и несколько дней ходил под впечатлением глубокой обиды.

И все же с каждым днем убеждался сам, что «обидные слова» были настоящей правдой.

Махнул рукой и пошел в контору. В кабинете заместителя директора никого не было. Петр Иванович подсел к столу.

— Что скажешь? — спросил его заместитель.

— Просить хочу, Александр Владимирович, чтобы уволили меня с работы.

Заместитель поднял голову, и Петр Иванович не заметил в его глазах удивления.

— Давят года, что ли?

— Давят, Александр Владимирович.

— Слышал я про это, друг, а только жалко мне тебя отпускать. Сколько лет мы с тобою проработали вместе?

— Много, Александр Владимирович.

— Сразу не отпущу, — подумав, заметил заместитель. — Такого, как ты, не скоро найдешь. А хуже мне не надо. Не хочу.

— Я заявление написал, — сказал Петр Иванович.

— Давай!

Взял лист и, не развертывая его, положил в стол.

— Полежит. Когда надо будет, тогда и вытащим его на свет божий.

Петр Иванович вышел из кабинета и шел долго, медленно до дома. Дорога казалась бесконечно длинной и день каким-то хмурым, серым, хотя светило яркое солнце и на небе не было ни одного облачка.

Пришел домой, пообедал и сразу лег, хотя раньше никогда не отдыхал после обеда.

— Заболел, что ли? — забеспокоилась жена.

— Подал заявление.

— Сколько горя? — рассмеялась она.

— Много, — с грустью ответил Петр Иванович. — Сорок восемь годов у станка, и вдруг… ничего… Да как же жить после этого?

Шли дни. Прошел месяц, а замены все не было.

И вдруг, в воскресенье, когда после обеда Петр Иванович сидел дома за газеткой, в комнату ворвалось короткое, но жестокое слово — «война».

Петр Иванович встал, надел кепку, взял в руки палочку.

— На завод.

— Чего там делать? Сегодня все в лесу…

— Придут… Дело такое.

И действительно — в конторе были директор, заместитель, инженер, начальники цехов.

Петр Иванович сидел в кабинете заместителя и, мусоля карандаш, подсчитывал.

— Что получилось? — спросил заместитель.

— Семьдесят пять…

— Чего?

— Процентов рабочих должно завтра явиться в военкомат по моему цеху.

— Что же ты думаешь делать, Петр Иванович?

Старик улыбнулся.

— Где-то у тебя в столе есть мое заявление, дай-ка его сюда… Придется, видно, поскрипеть еще.

— Придется, — улыбнулся ему в ответ заместитель и, найдя заявление в столе, подал Петру Ивановичу. — Получай!..

Стояли холода. Вот-вот выпадет снег. А в цехе Петра Ивановича все еще нет людей. Огромный корпус казался вымершим. Нужны сотни людей, а тут два-три десятка…

Петр Иванович бродил по цеху, уныло качая головою. Натянув на себя спецовку, уходил в контору и в сотый раз приставал к заместителю директора:

— До каких же пор это будет? Люди приходят на завод, и ни одного человека вы не допускаете до меня. Все — другим цехам и ничего — мне.

— Ты можешь еще ждать, — сурово отвечает заместитель. — Производство у нас изменилось, мы будем давать новую продукцию. А пока новой продукции мы еще не имеем и не знаем ее, значит, ты можешь подождать.

— Подождать, — ворчит Петр Иванович. — На охоту ехать — собак кормить… Тогда поздно будет… Людей учить надо: ученые сразу не родятся…

— Ладно, — отмахивается от старика заместитель. — Придет твое время и скажешь. А пока и последних у тебя отберем.

— А я что?

— Закроешь цех на замок и будешь отдыхать, вроде отпуска.

В первый раз Петр Иванович серьезно обиделся на заместителя, поднялся, сердито посмотрел на него поверх очков и пошел в свой цех.

И вот однажды, когда Петр Иванович, зябко кутаясь в спецовку, бродил среди станков, распахнулись двери, и в цех ворвалась ватага ребят. В какой-то момент они заполнили все проходы, рассыпавшись с шумом и говором по цеху. Петр Иванович разбросил руки, как делают это хозяйки, когда им надо выгонять цыплят, забравшихся в комнату.

— Вы чего?

Тут к нему подошел человек в поношенном пальто, в шапке с подвязанными ушами, поздоровался за руку, сел на табурет.

— На экскурсию, что ли? — спросил Петр Иванович.

— Зачем на экскурсию? Вы просили рабочую силу, так вот, по наряду трудовых резервов я привел вам сто восемь человек.

— Ребят?

— Рабочих.

— Рабочих?

— По списочному составу…

— Мне не списочный состав надо, мне рабочих…

— Так они и значатся.

Петр Иванович уныло посмотрел на ребят. Один из них, засунув руки в рукава, присел на подножку станка и, казалось, задремал. На вид ему от силы можно было дать двенадцать лет. Петру Ивановичу жалко стало парнишку и обидно, что ему подбросили такой «списочный состав». Он поманил к себе малыша и спросил:

— Рабочий, говоришь?

— Третьего разряда.

— Вон как… А до станка дотянешься?

— К какому поставите. У большого я на подставке работал.

— А зовут тебя как?

— Петр Иванович Самойлов.

— Тезка, значит. Я тоже Петр Иванович, только Чугунов.