Павел Ковалев - Андрейка

Скатившись в небольшую яму, Андрейка пришел в себя, огляделся вокруг. Из траншеи, находившейся неподалеку, бойцы поднимались в атаку. Как на картине, они выставляли перед собой штыки и, чуть пригнувшись, шли вперед, на шеренгу фашистов, которые поднялись им навстречу. В самых первых рядах атакующих Андрейка увидел одного бойца, который показался ему и выше всех ростом, и шире остальных в плечах, яркие, какие-то огненные глаза его зорко следили за продвижением врага.

«Папа! Папа!..»

Андрейка рванулся вслед за бойцом, но поздно: цепи столкнулись в штыковой атаке, все смешалось, а поле боя закрыла густая дымовая завеса...

Андрейка не сразу заметил тревогу и озабоченность на лице матери. А между тем ее сильно обеспокоила встреча, которая произошла пять минут назад, когда она вышла во двор.

И надо же было случиться, чтобы именно к ним заглянули гитлеровцы, свернувшие с дороги! Впрочем, нет ничего удивительного: дом стоит на самом краю села, вот и заметили его немцы и подошли. Им нужно было срочно попасть в ближнее местечко. Зинаида Антоновна сама согласилась проводить их, будто и ей надо было идти в ту сторону.

На скорую руку готовя сыну завтрак, она в то же время обдумывала рискованный план. Ей, конечно, жалко было сына. Ведь прошлую ночь он почти не спал. Правда, справился с делом хорошо, как и следовало. А сегодня, выходит, надо опять включать его в работу, иначе задуманного не выполнить. «Ничего не поделаешь... Не останавливаться же на пол-пути,— думала Зинаида Антоновна.— Если действовать осторожно, может, все и обойдется...»

Зинаида Антоновна, кажется, постарела за эти несколько минут. На лбу ее еще глубже залегли три широкие морщины, глаза потемнели больше обычного, стали настороженными, тревожными.

В первую минуту Андрейка не заметил этого, но стоило еще один раз внимательно поглядеть в лицо матери, как сердце его болезненно сжалось от предчувствия чего-то недоброго. Спрыгнув с кровати и подняв руки, чтобы потянуться после тревожного сна, он вдруг увидел во дворе, под окном избы, фашистов. Так близко мальчик не видел их еще ни разу! Недавний страшный сон, встревоженное лицо матери, фашисты под окном — все это настолько неожиданно свалилось на Андрейку, что не могло не испугать его. Мальчик даже застыл на месте, на какое-то время забыв все, что было вчера, когда он по поручению матери отвел к командиру партизанского отряда группу советских бойцов, бежавших из гитлеровского плена.

Он не сразу поборол страх, охвативший его. Ноги дрожали, в глазах потемнело, множество мыслей, сменяя одна другую, мгновенно пронеслись в голове.

И тут он услышал совсем спокойный, ласковый голос Зинаиды Антоновны:

— Умывайся, сынок, и садись завтракать.

Андрейка знал и понимал, что, если нужно будет, мать сама расскажет ему все, и, ни о чем не расспрашивая, пошел умываться. Набрал полный рот воды из кружки, осторожно выплеснул ее на дрожащие руки, обмыл лицо раз, и второй, и третий.

Гитлеровец, ближе всех стоявший к окну и следивший за каждым движением Зинаиды Антоновны, нетерпеливо постучал кулаком в окно, торопя хозяйку. Стук этот болью отозвался в сердце мальчика: «Наверно, маме грозит опасность». Кое-как вытерев полотенцем лицо, он быстро подошел к столу. Мать уже поставила завтрак — отварную картошку. Она дала бы и еще что-нибудь к картошке, но вон как внимательно следит за ней худой и длинный, словно аист, фашист. Нельзя, не дадут и поесть сыну, все отберут. Андрейка тихо сказал:

— Мама...

Зинаиде Антоновне показалось, что она впервые услышала это слово. Андрейка вложил в него все: и свое проклятие ненавистным врагам, и свою тревогу, и решимость, и свою безмерную любовь к самому дорогому для него человеку.

— Не спрашивай ничего, сынок... Я пойду, а ты съешь всю картошку, и здесь, — она осторожно засунула под миску бумажку,— все сказано. Скорее отнеси это дядьке Мартыну.

Зинаида Антоновна умолкла, чтобы не вызвать подозрения у немца, стоявшего у окна.

Андрейка взял в обе руки миску с картошкой и сел за стол. Мать улыбнулась ему, дотронулась до его светлых, почти белых, и мягких, как лен, волос и, глубоко заглянув напоследок в глаза сыну, вышла из избы. Мальчик услышал, как брякнула клямка и щелкнул замок. Значит, мама заперла его и ушла. Но куда? Он уже дважды ходил в лес, к дядьке Мартыну, относил ему письма, содержание которых мама пересказывала ему на всякий случай. А сегодня все окружено тайной, и он плохо понимал, что к чему. Андрейка видел, что мама пошла по улице села, а фашисты двинулись вслед за ней. Подождав, пока они отойдут подальше, он отодвинулся в темный угол и развернул записку. Там было написано:

Дядька Мартын!

Веду к тебе одиннадцать фрицев. Они не знают дороги , а хотят как можно скорее быть в местечке Курган... Встречай на гати из Дальнего леса в Большой мох.

Зинаида .

Каждая буква этой записки, написанной крупным, отчетливым почерком, запрыгала у него перед глазами, как живая.

Андрейке сразу стало ясно, что нужно делать. Понял он и хитрость матери. Она заперла его в избе: смотрите, мол, мальчишка никуда шагу не сделает, так что нечего меня опасаться. Андрейка даже улыбнулся: ловко мама отвела от себя подозрения.

До этого Андрейка и Зинаида Антоновна не один раз ходили к партизанам, им обоим хорошо известна была и дорога, и большая часть запруды на реке Ипути, находящаяся под наблюдением партизанского дозора. По ней никто не мог пройти незамеченным.

Нельзя медлить ни минуты.

У Андрейки даже в груди похолодело, когда он подумал, какая опасность грозит сейчас маме... Вот почему так улыбнулась она на прощание, так нежно дотронулась до его волос, поцеловала в лоб...

В голове Андрейки теснились тревожные мысли. Ему страшно было даже подумать, что может случиться. И кто может предугадать, какой будет исход?.. Ведь мама пошла одна, без оружия, а по пятам за ней шагают одиннадцать вооруженных фашистов...

«Скорее, скорее,— будто нашептывал кто-то в уши Андрейке.— Чтоб не было поздно, беги к дядьке Мартыну».

Быстро одевшись и зажав в кулаке записку, Андрейка взобрался на печь, поднатужился, головой и руками отодвинул одну доску, другую и прошмыгнул на чердак.

День был на редкость погожий. Андрейке казалось, что кто-то огромный, страшный внимательно прислушивается к его мыслям, зорко следит за каждым его шагом, готовый с минуты на минуту схватить его, не дать отнести дядьке Мартыну записку матери... Он так спешил, что даже вспотел, взмокшие волосы прилипали ко лбу.

Чтобы сократить путь, Андрейка свернул с дороги, тянувшейся вдоль реки, и двинулся напрямик по заболоченному лугу. Шел он теперь гораздо медленнее, чем по дороге, да и начал беспокоиться, как бы не сбиться с пути. Что ж тогда с мамой будет? Мысль об этом жгла сердце, сжимала его в комочек.