Павел Ковалев - Андрейка

Степан с удовлетворением посмотрел на одного, на другого и начал объяснять дальше:

— Если паровоз остановится и машинист сойдет на землю, скажите ему, что впереди лопнул рельс. Ведите его вперед, подальше. Ну, вот и всё...

— Как — всё? — не удержался Кастусь.

Разочаровался и Андрейка: не хочет говорить дядька Степан, что он задумал.

— Вы только не испугайтесь, не выдайте себя. Как только машинист сойдет с паровоза, разговаривать с ним буду я.— Дядька Степан легонько дотронулся рукой до ложа автомата.

Андрейка и Кастусь догадались, что дядька Степан хочет захватить паровоз. Только зачем он ему, что с ним делать? Мальчики переглянулись, пожали плечами.

— Вы поняли? — слишком строго, как им показалось, спросил дядька Степан.

— Поняли! — на этот раз ответил Андрейка.

Кастусь утвердительно кивнул головой, порываясь о чем-то спросить. Но Андрейка опередил его:

— А что дальше? Ждать ваших приказаний?

— Да, ждать,— ответил Степан.

Мальчики пошли впереди. Первым — Андрейка, следом — Кастусь. За ними, пригибаясь к земле, зашагал Степан. Когда за кустами показалась железнодорожная насыпь, он остановился:

— Действуйте!

И сразу исчез в густой зелени.

Андрейка и Кастусь медленно взбирались на невысокую насыпь, играя, они стали даже бросаться камешками, поглядывая в сторону Неходова. Степан внимательно наблюдал за ними. Хорошо бы отрезать машиниста в ту минуту, когда он начнет спускаться на насыпь. Нет, пожалуй, будет лучше, если хлопцы отведут его подальше от паровоза: будет виднее, что делать...

Спустя несколько минут мальчики засуетились на насыпи и подняли два флажка — красный и белый. Ну что ж, два разных сигнала — это даже лучше: машинист еще больше испугается и обязательно остановит паровоз. Увидит двоих ребятишек, станет их расспрашивать, в чем дело.

...Мальчики засуетились на насыпи...

Послышался перестук колес. Степан замер, прислушиваясь: остановится или промчится мимо? Но опытное ухо не обмануло его. Перестук становился реже, тише. Вот и паровоз показался. Немного проехав, он остановился. Машинист чуть не всем корпусом высунулся из окна паровозной будки. Мальчики сошли с насыпи, все еще держа в руках поднятые флажки:

— Дядя, впереди рельс поврежден...

— А вы не обманываете? — спросил машинист.

Андрейка сделал обиженное лицо, тронул Кастуся за рукав:

— Не верит, так пусть едет. Пошли.

Мальчики сбежали с насыпи вниз. Обернувшись через плечо, Кастусь напоследок крикнул машинисту:

— Поезжайте!.. Не верите — не надо!..

Видно, эти слова подействовали сильнее, чем сигналы: машинист слез с паровоза и зашагал вдоль пути, оглядывая рельсы. До места, на которое показывали мальчишки, было шагов сто. Степан вскочил на ноги и побежал к паровозу.

То ли шум его быстрых шагов, то ли ощущение внезапной тревоги заставило машиниста оглянуться. А оглянулся — и остолбенел: мальчишек и след простыл, а возле паровоза стоит человек с автоматом. Машинист рванулся к паровозу.

— Стой!— остановил его властный окрик.— Жить надоело? Иди куда глаза глядят и благодари судьбу, что счастливо отделался!

Степан вспрыгнул на паровоз и дал протяжный сигнал. Машинист побежал было вдогонку, но паровоз уже набирал скорость.

...Еще до захода солнца Кастусь и Андрейка благополучно добрались до партизанского лагеря. Михальков с нетерпением ожидал их, а выслушав подробный рассказ о захвате паровоза, крепко пожал обоим руки и сказал:

— Молодцы, ребята!

...Рассказывая больной матери о том, как партизанский машинист дядька Степан на всех парах направил захваченный паровоз в зыковское депо, как он, спрыгнув в последнюю минуту на ходу, остался жив, Андрейка не мог не восхищаться мужеством отважного партизана и только об одном не обмолвился ни словом: о том, что и сам он принимал участие в этой рискованной, дерзкой операции.

А операция действительно оказалась и рискованной, и успешной. Зыковское депо надолго вышло из строя. Захваченный Степаном паровоз не только загорелся сам, но и поджег несколько отремонтированных гитлеровцами паровозов и самое депо. Мать, умная и сметливая женщина, выслушав рассказ Андрейки, даже не спросила, где он так долго был и что делал.

Поблагодарив сына за приятную новость, она спокойно уснула.

Выздоровление Зинаиды Антоновны было большой радостью для всех в отряде.

...В командирской землянке было душно от табачного дыма. Маленький, курносый начальник штаба отряда, живой, подвижный, с густой русой шевелюрой, спорил с командиром первой роты Якимом Михальковым.

— Наступать на гарнизон без точных, проверенных данных разведки,— скороговоркой сыпал начальник штаба,— неразумно. Нам могут свернуть шею. Операцию нужно подготовить как следует, а товарищ Михальков хочет идти напролом: мол, героизмом возьмем. Какой же это, извините, героизм? Гер-рой!

Михальков, до сих пор спокойно сидевший на скамейке боком к начальнику штаба, повернулся к нему и хмуро отрезал:

— Я, может, и герой, а вот ты горазд только языком болтать у карты...

Командир отряда поднял руку, призывая спорщиков к спокойствию:

— Мне ваши рассуждения понятны, товарищи. Принимаю решение. Вам, товарищ Михальков, с этой минуты приступить к подготовке операции и ждать дальнейших приказаний...

Михальков вскочил со скамейки, вытянулся:

— Есть, товарищ командир, готовить операцию!

— А вам, — обращаясь к начальнику штаба, продолжал Мартын,— поручаю сегодня же представить план операции и выслать на место разведку.

Начштаба медленно повернулся к командиру отряда:

— Есть... понятно...

Михальков косо взглянул на него и, толкнув носком сапога в дверь землянки, торопливо вышел.

В помещении остались командир отряда и начальник штаба. Оба они были не совсем довольны поведением Михалькова, чрезмерной горячностью его, хотя одновременно и уважали, и высоко ценили этого смелого воина, одного из лучших командиров рот.

— Плохо то, что у нас все еще нет хорошей разведки,— с укором сказал Мартын.

Начштаба охотно согласился с ним.

Правильно. Это наш самый большой недостаток. Но вся беда в том, что в отряде мало людей, которые знают здешние места.

— Неправда! — сказал командир отряда.

— Как — неправда? Почему вы так думаете?

— Потому! — Мартын побарабанил кончиками пальцев по крышке грубо сколоченного стола.— Не знаете вы людей, вот что. Среди них много местных. Вот хотя бы наша связная, учительница Зинаида Антоновна.

— Верно.

— Стыдно не знать людей!

— Стыдно, — согласился начштаба. — Я думал, что она городская. Из Минска.