Павел Ковалев - Андрейка

И вот наконец из темноты, как из туннеля, вынырнул паровоз.

Мартын побежал вдоль состава, жадно всматриваясь в окна и в двери вагонов. И вдруг Варвара, стоявшая в дверях, замахала ему руками. Мартын увидел ее и ухватился обеими руками за поручни. И, точно от этого его усилия, поезд остановился. Варвара Максимовна сразу начала подавать чемоданы, свертки, заранее вынесенные в тамбур. Откуда их столько? Поезд стоял здесь всего две минуты, надо было успеть выгрузить вещи.

— Ну, вот мы и дома, — с облегчением вздохнула Варвара Максимовна, сходя на перрон.

Она бросилась к Мартыну, обняла его, слезы полились из ее глаз. Долго Мартын не мог освободиться из объятий жены. Но рядом были уже Юрик и Нина и тоже тянулись к отцу, обнимали его.

Просигналил дежурный. В ночной тишине дважды прозвучал станционный колокол. Паровоз взревел, казалось, во всю грудь, и поезд тронулся с места.

Возле семьи Мартына уже стояли райисполкомовский шофер и Юркин друг Михась. И только теперь Варвара и Мартын поняли, что они не одни.

— Пошли, дорогие, к машине, вещи привезут на подводе,— первым заговорил Мартын.— Теперь вы дома, дальше не поедете...

— Жаль только, что темно,— оглядываясь вокруг, посетовала Варвара Максимовна.— В такое время приехали...

Она поздоровалась со всеми, поправила платок, съехавший на плечи, и принялась хлопотать возле вещей. Без них она, пожалуй, не знала бы, что сейчас делать, к чему приложить руки. Ведь всю дорогу не покидало беспокойство, чем встретит ее родная земля и каким будет первый день жизни на ней. Даже не верилось, что в Смолянах у них сразу будет дом, будет свой свет, свое тепло.

Вещи сложили на подводу, и та сразу направилась к местечку. Юрик и Михась куда-то исчезли. Нина сказала отцу, что они пошли пешком. Остальные уселись в «газик», и тот загрохотал по дороге, оставляя за собой полосу пыли, подсвечивавшейся задними подфарниками.

— Ну, как доехали? — спросил Мартын.

— Хорошо, — опередила мать Нина. — Ночью спать можно было, а днем только смотри в окно...

— Нину нашу совсем разморило в дороге, — сказала Варвара Максимовна.— Видно, укачало ее. А дома едва уснет, и сразу вскакивает... Юра, правда, в поезде спал хуже... А доехали хорошо. Там нас проводили... В Москве мы быстро перебрались с вокзала на вокзал и ночью опять были в поезде... А сейчас, гляди-ка, уже дома...— И она вздохнула.

— Мама всю дорогу вздыхает, — Нина искоса посмотрела на мать, — а чего, и сама не знает...

Машина остановилась. Полтора километра, отделяющие Смоляны от железнодорожной станции, промелькнули незаметно. Первой вышла Варвара, за нею Мартын, за ним Нина. Шофер попрощался, и вскоре на повороте улицы мелькнул красный огонек его машины.

Все немного постояли, не сводя глаз с лампы, которая словно еще веселее разгорелась и приветливо светила через окно.

— А где же Андрейка?— спросила Варвара Максимовна, когда Мартын открыл дверь, чтобы первой в дом вошла она — мать, жена, хозяйка.

— Работает с учениками в колхозе. Занятий нет, вот ребята и помогают людям уже который день, Там и живут всей группой...

Дом оказался просторным и понравился всем. Нина даже закружилась от удовольствия: в эвакуации они жили в маленькой комнатушке, где помещались только кровати и небольшой стол.

— Признаться, Мартынушка, я готовилась к худшему,— осмотрев квартиру, сказала Варвара Максимовна.— Почти как довоенная... Вот только приведем в порядок ваше холостяцкое пристанище, и все будет хорошо.

Мартын встретил подводу с вещами, завернул через ворота прямо во двор, к самому окну. Постучал в окно. Мартын подавал вещи, а Варвара в дверях принимала их, не сводя глаз с радостного лица мужа. Мартын был побрит, причесан, поседевшие на висках волосы придавали его лицу солидность и красоту, а усы — серьезность.

Варвара смотрела на мужа и украдкой любовалась им. На душе было радостно и спокойно. Рядом находится отец ее детей, хозяин дома, где они будут жить, и, значит, ей нечего теперь бояться.

— А я сегодня спать не буду, — объявила Нина, когда сложили все вещи и мать сразу принялась развязывать некоторые узлы.

— Успела выспаться за дорогу?— Мартын ласково посмотрел на дочь, которую помнил шестилетней малюткой, не выпускавшей куклу из рук.

— Зови Юрика, будем ужинать, — спохватилась мать. И когда Нина вышла, добавила: — Жалко, что Андрейки нет...

Мартын с благодарностью посмотрел на жену. Действительно, в доме сейчас не хватало не только Юры, но и Андрейки.

Несколько дней Андрейка работал в колхозе вместе со взрослыми, помогая им во всем.

Сеяли вручную, потому что машин не было. Два сеятеля шли по пахоте и руками разбрасывали семена. Возле них хлопотали несколько мальчиков-школьников. Они подносили сеятелям в небольших мешках ячмень и, заполнив им опустошенные лукошки, принимались кормить пока отдыхавших лошадей, а потом брались за самое интересное — начинали бороновать.

Сегодня эта работа ожидала и Андрейку. Пара коней, которых он подкармливал, вот-вот должна была двинуться по засеянной пахоте, волоча за собой бороны с острыми железными зубьями.

Андрейка стоял и не сводил глаз с двух мужчин, которые все махали руками, как крыльями, и медленно, ритмично шагали по вспаханному полю. Что-то далековато зашли они, пора бы возвращаться назад, сюда, где стоит он возле лошадей, мирно жующих сечку с овсом.

Многое узнал Андрейка за эти дни. Раньше он лошадей боялся, а сейчас даже стоит возле них, они считают его своим хозяином и время от времени тянутся к нему, дыша на него теплом.

Знает теперь Андрейка и то, как сеяли давно, когда еще не было колхозов. Без тракторов и сеялок.

«Наверно, уже приехали Юра с Ниной и Варвара Максимовна и дядька Мартын очень рад», — подумал Андрейка, и легкая грусть охватила мальчика. Лицо его помрачнело. На лбу пролегли морщинки... Ни матери у него, ни отца! И никому от него нет радости, а ему не хватает теплоты родных рук.

Андрейка отогнал печальные мысли: «Не так было трудно, а не плакал». И как бы горько ни было ему сейчас, а мысль об отце, вера в то, что отец жив, успокаивала, придавала силы, пробуждала надежду на все хорошее, на встречу.

«Приеду домой, а там, может быть, письмо от папы», — подумал Андрейка.

Подошел сеятель.

— Что ж, подкрепились, пора и за работу, — обратился он то ли к лошадям, то ли к Андрейке. Поправил упряжь и улыбнулся:—Твоя очередь, парень, только не подгоняй, лошади устали... Лишь бы тянули...

Тронув коней с места, колхозник вывел их на пахоту, отдал вожжи Андрейке и ласково подмигнул:

— Давай, браток.

От этого «давай, браток» у парнишки стало легко на душе и глаза весело заблестели.

Кони тронулись, бороны впились острыми зубьями в землю, повиливая то в одну, то в другую сторону. Лошади шли ровно, не обгоняя друг друга. Андрейка прошелся раз, второй, третий, может быть, и десятый раз вдоль поля и только тогда заметил, какой мягкой становилась пахота и какое тепло шло от почвы. Его босые ноги ощущали эго тепло. Приятно было ступать по мягкой земле.