Павел Ковалев - Андрейка

...Вот уже и квартира есть. Ладная комната со всеми удобствами — кухней, кладовочкой, коридорчиком. Совсем отдельная. Но Василю она не совсем нравилась. Лучше бы жить с хорошими соседями, жить среди людей. Может, не так было бы тоскливо.

В первый день в этой квартире Василь не находил себе места. То и дело передвигал вещи с места на место, заглядывал на кухню, будто надеясь найти там кого-то.

А вокруг стояла тягостная тишина.

Он знал, что тоска, как и все в жизни, со временем проходит и даже уступает место радости. Но горевал Василь сильно. Забывал он о своем горе только на работе или за книгой. И поэтому работал и читал очень много. Особенно захватывали его книги о рациональном использовании машин в торфяном хозяйстве. Он думал о том, что надо сделать, чтобы эта техника стала для людей хорошим, надежным помощником.

Жизнь Василия сложилась просто. Он окончил семилетку в деревне Терешки, на Витебщине, где жил вместе с родителями и работал в сельском хозяйстве. Потом поступил в техникум, готовивший специалистов для торфяной промышленности. Спустя три года он уже ежемесячно высылал родителям деньги, так как получал неплохую зарплату и жил в достатке.

Его уважали как хорошего работника и все время выбирали на руководящую работу. Вначале по комсомольской линии, а потом и по партийной. Вскоре стал он инструктором горкома партии в промышленном отделе. Тогда и познакомился Василь с Зинаидой Антоновной, работавшей учительницей.

А еще через два-три года, накануне Отечественной войны, Василя Голенчика перевели в Минск, в один из наркоматов В столицу они переехали уже втроем: он, Зинаида Антоновна и их маленький сын Андрейка.

Отсюда, из Минска, пошел он на войну. Уже за Борисовом пришлось принять участие в боях с противником. Лютые, ожесточенные шли тогда бои. Но Василю, служившему в артиллерии, повезло: он выходил из схваток с гитлеровцами невредимым. За все трудные дни отступления его лишь однажды легко ранило. Во время зимних боев под Москвой ранило второй раз. Пролежал в госпитале месяц. А потом опять фронт и походы.

Вместе с армией дошел до Белоруссии. В третий раз был ранен. Тогда его хотели отослать в далекий тыл, так как сильно была повреждена левая нога, но Василь Голенчик подал рапорт и попросился на фронт. Его просьбу удовлетворили. Так и прошел он с боями до самой Германии. И только после окончания войны долго лежал в госпиталях с больной ногой. Оттуда посылал во все концы письма — искал своих, жену и сына.

И вот он уже знает, что жена героически погибла. Теперь Голенчику казалось, что, если бы был жив сын, он не хотел бы для себя больше ничего и был бы счастливейшим человеком на свете.

А теперь он один в новой пустой квартире.

Сегодня выходной день.

Василь Голенчик — высокий и статный мужчина с синими глазами и чуть посеребренными висками, одетый в полную военную форму. Он сидит дома, за письменным столом, унылый и грустный, склонившись над картой Советского Союза, возле которой лежит стопка конвертов.

Отнесет он эту новую партию писем на почту, опустит их в ящик, и на какое-то время легче станет на сердце.

Хотел он забрать к себе в город родителей, но они не согласились, не пожелали бросить свой дом. Да и младшая сестра, жившая со стариками, отговорила их: «Войну пережили, как трудно ни было, а теперь что! От добра добра не ищут!»

— Пойти разве к кому-нибудь из партизан? — шепчет Василь.— Расспросить об Андрейке?

Эта мысль поражает его. В самом деле, как бы много ни было в Белоруссии партизанских отрядов, а хоть по одному человеку из каждого он обязательно найдет в Минске. Ему важно только напасть на след.

«Как же я глупо сделал, что в партизанском штабе не записал, в каком отряде находилась Зина! — подумал Василь.— Ведь именно оттуда и надо было начинать поиски!»

И хоть штаба этого уже не существовало, Василь принял правильное решение: в архивах ему дадут нужные сведения. А тогда можно будет разыскать боевых товарищей жены, бывших партизанских командиров. Пускай из отрядов выросли бригады, соединения, но есть же люди, помнящие их начальную историю.

Тоже в Минске и тоже в новой квартире, почти по соседству с отцом, жил в семье дядьки Мартына Андрейка. Изболевшимся сердцем своим он ожидал встречи. Надежду на это вселяли официальные воинские уведомления:

«В списках погибших, попавших в плен и пропавших без вести Василий Голенчик не значится».

Андрейка в который раз уже перечитывает это сообщение, и кажется ему, что оно согревает его, заставляет чаще биться сердце.

В горкоме партии, куда мальчик тоже заходил недавно справиться об отце-коммунисте, его обнадежили: «Если только твой папа в Минске, обязательно найдем его», — и записали адрес Мартына.

Потом Андрейка взялся за книгу. Он уже прочитал ее, но захотелось еще раз перечесть наиболее понравившиеся страницы. Ну, хотя бы это место:

«Вот где-то, с какой-то высоты на пригорке, певчий дрозд первый увидел признаки вечерней зари и просвистел свой сигнал. На этот сигнал отозвалась зорянка и вылетела из дупла, запрыгала с сучка на сучок выше и выше, оттуда, сверху, тоже увидела зарю и на сигнал певчего дрозда ответила своим сигналом.

Охотник, конечно, слышал и сигнал дрозда, и видел, как по сигналу вылетела зорянка. Он даже заметил, что зорянка, маленькая птичка, раскрыла свой клюв, но что она пискнула — он не слыхал: голос маленькой птички не дошел до земли.

Птицы уже начали славить зарю, но человеку внизу зари не было видно.

Пришло время, над всем лесом встала заря, и охотник увидел: высоко на сучке птичка свой клювик то откроет, то закроет.

Это зорянка поет, зорянка славит зарю, а отчего ему ее песни не слышно — это оттого, что зорянка поет, чтобы славить зарю, а не самой славиться перед людьми... И вот мы считаем, — Андрейка на некоторое мгновение остановился и передохнул,— что как только человек станет славить зарю, а не ею славиться, так и начинается весна самого человека».

Андрейка осторожно закрыл книгу и бережно положил ее на этажерку в углу их с Юрой комнаты.

Ему очень захотелось сейчас же, сию минуту, поговорить с кем-нибудь о прочитанном, обменяться мыслями о весне самого человека.

А в комнате он был один. Дядька Мартын, как обычно, на работе, Нина и Юра убежали во двор, а Варвара Максимовна занята своими делами на кухне.

Андрейка медленно, как взрослый, зашагал по комнате. По-новому открылся ему подвиг матери. Как правильно поступила она! Всем сердцем своим включилась в народное дело и отдала ему себя без остатка. Боролась сама и искренне радовалась успехам отряда. Андрейка почувствовал, как в сердце его хлынула новая волна любви к матери, и он, как никогда раньше, был благодарен ей за верную дорогу, на которую она вывела его, за то, каким он сегодня стал, каким его знают и уважают в школе, в отряде, в семье.