Марцин Щигельский - Театр невидимых детей

– Себастьян, – прошептал я, а Неваляшка подпрыгнул, словно его ударило током, и, конечно, расплакался еще сильнее, к счастью по-прежнему тихо.

Я встал и на цыпочках подошел к нему.

– Не реви, – шепнул я. – Засунь эту тряпку под кровать и спи. Завтра отнесем. Понял?

Неваляшка немного подумал, шмыгнул носом и покачал головой.

– Я долзен пойти в пйацесную, – тихо заявил он.

Неваляшка не выговаривает «ж» и «ш», и вообще речь у него забавная – наверное, поэтому он предпочитает молчать. Он тяжело вздохнул и снова потянулся к дверной ручке, а я разозлился и восхитился одновременно. Не хватало еще наткнуться на тетю Матильду! Тогда она устроит скандал похлеще, чем если бы обнаружила описанную кровать! Нам не разрешается одним выходить ночью из спальни, а если кому-то уж очень приспичит, нужно сначала зайти к воспитателям в дежурку и только потом бежать в уборную. Этот запрет в нашем детском доме – один из главных, и его нарушение грозит наказанием не только виновнику, но и всей группе. Что мне было делать? Я пошел вместе с ним в этот подвал, где мы даже зажечь свет не могли, чтобы нас случайно не застукали. Честное слово, я от страха сам чуть не описался. Неваляшка бросил простыню в бак, и нам каким-то чудом удалось целыми и невредимыми вернуться в спальню. Когда мы топали босиком по ледяным ступеням на наш третий этаж, Неваляшка взял меня за руку, и я почувствовал, что люблю его. Меня это не слишком порадовало, но что тут поделаешь? Если уж ты кого-нибудь полюбил, не получится просто взять и разлюбить – разве что этот человек тебе гадость какую-нибудь сделает. А на какую гадость способен Неваляшка? Мозгов не хватит. Так что раз уж мне суждено было полюбить Неваляшку, я стал его слегка опекать. Мне удалось пронести в спальню из сушилки две запасных простыни, и теперь Неваляшка знает, что, если снова произойдет авария, надо меня потихоньку разбудить. Мы вместе поменяем простыню, мокрую спрячем в полиэтиленовый мешок, который я специально держу в своей тумбочке, а на следующий день я уж позабочусь о том, чтобы простыня оказалась в прачечной.

Но знаете что? После той ночи Неваляшка оскандалился только один-единственный раз! И мне кажется, что в последнее время он стал меньше раскачиваться, чем когда только приехал к нам. Тетя Йола сказала, что Неваляшка делает большие успехи и что это моя заслуга. Я не очень с этим согласен – ну что я такого сделал? Ничего особенного! Иногда помогаю ему причесаться, иногда мы вместе работаем в огороде, потому что поначалу Неваляшка без конца выкапывал то, что посадил, чтобы проверить, не выросли ли у растений корни, – теперь-то он более терпелив. Я вожу его к тете Медсестре, если он поранится (Неваляшка рассеянный, поэтому, к сожалению, часто падает). Время от времени читаю вслух его любимый комикс о Титусе, потому что сам он читает плохо, – Неваляшке очень нравятся картинки, и он ужасно удивился, когда я ему сказал, что в книге есть еще и слова. Вот и все мои заслуги – кот наплакал.

Ну ладно, хватит уже о «чокнутых». Теперь «хулиганы»… Хотя про них-то догадаться несложно. «Хулиганы» выходят за пределы территории «Молодого леса» без разрешения, а из школы (если вообще там бывают!) возвращаются ужасно долго. Они постоянно дерутся, пристают к младшим. Часто воруют или портят вещи и то и дело придумывают какие-нибудь идиотские штуки, которые чреваты большими неприятностями. А иногда просто шкодничают – например, дохлую крысу кому-нибудь в постель подкинут или рукава рубашки хитроумным узлом завяжут. Но случаются и вполне классные «хулиганы»: по отношению к другим детдомовцам они ведут себя нормально, а если уж с кем-нибудь дерутся, то разве что с одноклассниками – теми, что из обычных семей.

В «Сане» есть один классный «хулиган». Его зовут Мирек, он моего возраста, но крупнее и сильнее. Мирека посещают совершенно безумные идеи. Например, в прошлую субботу, когда дядя Радек выдал нам карманные деньги, Мирек подошел ко мне в галерее и поинтересовался: «Ты что предпочитаешь – спустить бабки на яд или потратить их на большое приключение?» Я посмотрел на него с беспокойством, потому что уж точно не собирался покупать на свои деньги яд!

– Какой еще яд? – спросил я.

Мирек кивнул мне – мол, иди за мной – и спрятался за витриной со знаменем.

– Сахар – это белая смерть, – сказал он. – По телику передавали. Так что, если ты купишь себе конфеты, это все равно как если бы ты купил яд, они ведь из сахара.

Конечно, я собирался идти за конфетами в магазин – тот, что за автобусной остановкой. А именно за тремя красными петушками на палочке, один из которых предназначался тете Йоле. Ну что ж, раз они ядовитые, значит, нельзя – ведь хотя я заинтересован в том, чтобы тетя Йола была как можно толще, но уж точно не хочу, чтобы она отравилась!

– Ага, – покивал я, потом задумчиво посмотрел на Мирека и осторожно спросил: – Большое приключение – это как? А то если ты снова собираешься купить бутылку подсолнечного масла и разлить на ступеньках, то я против.

– Нет! – возмутился Мирек. – Это было глупо. К тому же она даже не упала…

Она – это тетя Матильда, которой Мирек в прошлое воскресенье подстроил ловушку. В результате наказали всю нашу группу – вместо того, чтобы смотреть после обеда телевизор, мы отправились на кухню, где почистили, наверное, миллион килограммов картошки. Тетя Матильда, правда, поскользнулась на разлитом масле, но – к разочарованию Мирека – не упала, продемонстрировав невероятную ловкость. Мирек все видел, потому что подглядывал, спрятавшись под подоконником на лестничной клетке. Потом он сказал, что тетя Матильда спорхнула с этой лестницы, словно «чокнутая чечеточница». Пока мы чистили картошку, он все время смеялся, и мы ужасно злились, потому что он-то хоть развлекся, а нам досталось одно только наказание, да еще из-за него!

– Пойдем за «Людвигами», – заявил Мирек.

– За Людвигами? – изумленно переспросил я. – Какими еще Людвигами?

– Ну как какими? «Людвиг», жидкость для мытья посуды! Ты со мной или нет?

Я подумал и кивнул – мол, да, с ним, интересно же. Если бы я не согласился, он бы ничего мне не рассказал. Я понимал, что в результате нас всех наверняка накажут, а так хоть какое-то развлечение. Так что я отдал Миреку две трети моих карманных денег, он побежал в магазин, а потом, спрятав под рубашкой, принес в спальню три бутылки «Людвига». Я очень долго не мог уснуть – все гадал, зачем Миреку столько жидкости для мытья посуды, но так ничего и не придумал и заснул. В воскресенье, сразу после завтрака, вместо того, чтобы идти вместе с остальными мальчишками на спортивную площадку, мы сбежали из «Молодого леса». Мирек повел меня на трамвайную остановку.