Ференц Молнар - Мальчишки с улицы Пала

— Грянула труба… Пыль взвилась над пустырем… Вперед! Вперед!

— Пожалуйста, сударь, — ответил портной, — если угодно, можете сейчас примерить; только придется просить вас здесь, на кухне… Тысяча извинений… Мальчик у меня тяжело болен… в комнате лежит…

— Вперед! Вперед! — слышался оттуда охрипший голосок. — Все за мной! В атаку! Видите? Вон краснорубашечники! Впереди Фери Ач с серебряным копьем… сейчас я сброшу его прямо в воду!

Господин Четнеки прислушался:

— Что это?

— Кричит, бедненький…

— Но если он болен, так чего же он кричит? Портной пожал плечами:

— Да он и не болен уж… кончается… бредит, сердечный…

И вынес из комнаты сметанный белыми нитками коричневый двубортный пиджак. Из приоткрытой двери послышалось:

— Тише в окопах! Внимание! Идут… Они уже здесь! Горнист, труби!

Больной рупором приложил руку ко рту.

— Трата… трара… тратата! И ты труби! — крикнул он Боке.

Боке тоже пришлось приставить руку ко рту. Они затрубили вместе: к усталому, охрипшему, слабому голоску присоединился другой — здоровый, но звучавший так же печально. Боку душили слезы, но он держался молодцом, крепясь и делая вид, будто ему тоже доставляет удовольствие трубить.

— Очень жаль, — сказал господин Четнеки, раздеваясь для примерки, — но мне сейчас крайне нужен коричневый костюм.

— Трата! Трата! — летело из комнаты. Портной надел на клиента пиджак, и они стали тихонько переговариваться:

— Прошу вас, стойте спокойно.

— Под мышками режет.

— Вижу, вижу.

— Трата! Трата!

— Эта пуговица посажена слишком высоко, перешейте пониже: я люблю, чтобы лацканы свободно ложились на груди.

— Непременно, сударь.

— Все в атаку! Вперед!

— И рукава, пожалуй, коротковаты.

— По-моему, нет.

— Как же нет? Посмотрите как следует! Всегда вы коротите рукава. Это ваше несчастье!

«Если б только это», — подумал портной, метя рукава мелом.

А в комнате становилось все шумнее.

— Ага! — восклицал детский голосок. — Ты здесь? Наконец я с тобой померяюсь, грозный полководец! Сейчас, сейчас! Посмотрим, кто сильнее!

— Ваты надо подложить, — продолжал господин Четнеки. — Немного в плечи и чуть-чуть на груди, справа и слева.

— Раз! Вот я тебя и повалил!

Господин Четнеки снял новый коричневый пиджак, и портной помог ему надеть старый.

— Когда будет готово?

— Послезавтра.

— Хорошо. Только смотрите, чтоб не пришлось опять ждать неделю. У вас еще какой-нибудь заказ?

— Нет, сударь… вот только ребенок. Господин Четнеки пожал плечами:

— Прискорбный случай, весьма сожалею; но мне срочно нужен костюм. Принимайтесь живей за дело.

— Вот примусь, — вздохнул портной.

— До свидания! — промолвил господин Четнеки и удалился в отличном расположении духа. В дверях он еще раз крикнул:- За дело, за дело, живо!

Портной взял в руки красивый коричневый пиджак. Он вспомнил, что сказал врач. Позаботиться, о чем заботятся в таких случаях… Ну что ж, за дело. Как знать, на что пойдут те несколько форинтов, которые он выручит за коричневый пиджак. Перекочуют, наверно, в карман к столяру — к тому, что мастерит детские гробики. А господин Четнеки будет щеголять в своем новом костюме, прогуливаясь по набережной Дуная.

Портной вернулся в комнату и, не мешкая, принялся за шитье. Он уж не подымал больше глаз на постель сына, а только проворно орудовал иголкой, торопясь управиться с заказом. Работа во всех отношениях спешная: и господину Четнеки подавай, и столяру тоже.

А с маленьким капитаном уже никакого сладу не было. Собравшись с силами, он во весь рост встал на постели. Длинная ночная рубашонка доставала ему до пят. На голове его красовалась сдвинутая набекрень ало-зеленая фуражка. Рука отдавала честь. Он уже не говорил, а хрипел, блуждая взглядом где-то в пространстве:

— Честь имею, господин генерал: командир краснорубашечников положен на обе лопатки. Прошу о повышении! Можете уже считать меня капитаном. За родину я сражался и за родину погиб! Трара! Трара! Труби, Колнаи!

Он ухватился одной рукой за спинку кровати.

— Форты, открыть бомбардировку! Ха-ха! Вон Яно идет! Внимание, Яно! Ты тоже будешь капитаном! И твоего имени уж не напишут с маленькой буквы! Тьфу! Злое сердце у вас, ребята! Позавидовали, что Бока меня любит, что он со мной дружит, а не с вами! «Общество замазки» просто чушь! Выхожу! Выхожу из общества!

И тихо добавил:

— Прошу занести в протокол.

А портной за своим низеньким столиком ничего не видел и не слышал. Костлявые пальцы его так и сновали по материи, только иголка с наперстком поблескивали. Ни за что на свете не взглянул бы он сейчас на сына. Он боялся, что посмотрит туда — и потеряет всякую охоту что-нибудь делать, швырнет на пол изящный пиджак господина Четнеки и сам рухнет на постель рядом со своим мальчиком.

Капитан сел и молча уставился на одеяло.

— Устал? — тихо спросил Бока.

Он не ответил. Бока укрыл его. Мать поправила подушку.

— Ну, теперь полежи тихонько. Отдохни. Мальчик невидящим взором поглядел на Боку. На его лице отобразилось удивление.

— Папа… — пролепетал он.

— Нет… я не папа… — глухо произнес генерал. — Ты не узнаешь меня? Я — Бока Янош.

— Я… Бока… Янош… — усталым голосом тупо повторил за ним больной.

Наступило продолжительное молчание. Мальчуган закрыл глаза и так тяжело вздохнул, будто все скорби людские стеснились в его маленькой груди.

Стало тихо.

— Может, заснет, — прошептала мать. Она еле держалась на ногах, измученная бессонными ночами у постели ребенка.

— Отойдем, — так же шепотом ответил Бока.

Они сели в сторонке на потертый зеленый диван. Теперь и портной оставил свою работу: положил коричневый пиджак на колени и склонил голову над столиком. Все молчали. В дремотной тишине муху, и ту слышно было.

Со двора через окно донеслись детские голоса. Казалось, там толпой собрались дети, которые вполголоса переговариваются друг с другом.

Вдруг слуха Боки коснулось знакомое имя. Кто-то шепотом произнес:

— Барабаш.

Бока встал и на цыпочках вышел из комнаты. Открыл стеклянную дверь кухни и увидел во дворе знакомые лица: у входа робко теснилась целая стайка мальчишек с улицы Пала.

— Это вы?

— Мы, — шепотом ответил Вейс. — Все «Общество замазки» в полном составе.

— Вам чего?

— Мы адрес ему принесли, в нем написано красными чернилами, что общество просит у него прощения и что его имя вписано в Большую книгу одними заглавными буквами. Книга с нами. И делегация вся здесь.

— Не могли пораньше прийти! — покачал головой Бока.

— А что?

— А то, что он сейчас спит.

Члены делегации переглянулись.

— Раньше мы не могли: спорили, кому главой делегации быть. Чуть не полчаса препирались, пока Вейса выбрали. На пороге появилась хозяйка.