Таня Адамчевская - 92 дня лета

Однажды выбор выдался совсем непривлекательным. Я ехала из магазина в сторону Лёшкиного дома. Пользуясь своей высотой на велосипеде, решила заглянуть в заросли под тополем, в которых мы хранили керосинки – старинные горелки, на которых когда-то бабушки готовили еду. Точнее, мы не очень знали, что такое керосинки, но пытались что-то собрать из тех деталей, которые когда-то были в керосинках: нескольких маленьких плоских бачков и двух серых металлических подставок, похожих на кастрюлю без дна. И вот сейчас мне срочно надо было узнать, сохранно ли наше добро или кто-то его унёс!?

Я ехала по узкой едва подсохшей тропинке прямо, а сама смотрела вправо. Вдруг руль, на котором висела огромная сумка с хлебом, резко вывернуло в сторону! Я попыталась его вернуть, но педаль прокрутилась, велосипед стал неуправляемым, и всё, что мне осталось сделать, – это выбрать, куда я буду падать: в грязь вместе с сумкой хлеба или в огромные заросли крапивы! Пока я решала, велосипед выбрал сам: он заехал подальше в заросли и завалился на бок вместе со мной и сумкой!

Как же всё жгло! Какой там хлеб?! Какой велосипед?! Я вся была красная, как варёный рак, шла по улице с дикими криками, забыв обо всём на свете!

К моему счастью, на улице была Колькина мама, которая сразу же стала поливать меня водой из рукомойника. На всю мою площадь этого было очень мало, поэтому она начала лить на меня кружкой прямо из ведра ледяную воду – и тут мне полегчало! Я поняла, что моя кожа больше не пузырится, не горит алым пламенем и снова принадлежит мне!

Велосипед и сумку доставали из крапивы взрослые, а я на это только смотрела со стороны и думала: уж лучше разбить коленку, уж лучше разбить обе коленки, и чтобы их залили перекисью и зелёнкой, чем ещё раз упасть в крапиву!

ШУТКА

Наша троица: я, Светка и Лёлик – были наподобие утят из "Утиных историй". Пока смотришь за двумя, третий точно что-то натворил. Ну, а если все трое собрались вместе и не поругались, не подрались, то точно что-то задумали против старшей сестры Ольги.

Нас не отпускали купаться одних, а Ольге за нами следить было неохота. Мы и ныли, и клянчили, и просили, но Ольга была непреклонна. Уходила на пруд со своими друзьями, а мы оставались ни с чем.

И вот однажды мы заметили пачку папирос в кармане её друга. Точно такие же бело-голубые пачки лежали у нас на печке.

– А ты что, ему папиросы носишь? Всё баб Поле расскажем, если не возьмёшь нас на пруд!

Это было бесполезно. Ольга отмахнулась от нас и ушла, а мы побежали ябедничать!

– Ба! Ба! Ольга ребятам папиросы с печки отдала! Мы видели! Видели!

Баб Поля пошарила на полке рукой, зашуршала обёрточная бумага, но из неё ничего не выпало. Ни одной пачки папирос не было!

– Вот она придёть! А он-то какой! Повадилси за папиросам! Никуды яё не пушшу тяперяча!

– Ба! Ба! Ты ей только скажи, чтоб она нас на пруд водила! Ты ж ей сказала, чтоб она нас собой брала, а она не берет.

Когда вернулась Ольга, был скандал. Сначала она получила на орехи от баб Поли, а потом мы от неё. Но это была мелочь. Главное, что походы на пруд стали ежедневными!

Соседа Лёшку тоже не пускали одного, что и неудивительно (нам же было по 6 – 7 лет), а со старшей сестрой отпустили. Она была Ольгиной подружкой, поэтому мы все вместе пошли купаться. Следить за нами удобнее было с мостика. Ольга не купалась. Мы прыгали, брызгались, облили её и подружку за компанию. Писк! Визг! Брызги! Смех!

И тут мне пришла идея: пруд же мелкий, я его сейчас пешком перейду, выйду на плотине, обегу вокруг, забегу к Ольге со спины и её удивлю! Вот так шутка!

Воды в пруду было мне по грудь, потом стало по шею, потом – до подбородка. Тут уже стало страшно. Вроде бы, берег совсем близко, а пруд становится всё глубже и глубже. Я попыталась пойти в обратную сторону, но встречная волна заливала лицо водой. Пришлось вернуться и пойти вперёд к плотине. Становилось всё глубже, даже если нос поднят кверху, вода покрывала губы. Я попробовала оттолкнуться от илистого дна, подпрыгнуть и позвать Ольгу. Раз, другой, третий… Но все так шумели, что меня никто не слышал!

Тогда я нырнула и поплыла под водой. Так оказалось легче. Вынырнула, схватила воздуха и опять ушла под воду. Потом устала и попыталась пройти по дну ногами. Оказалось, что глубина уменьшилась и уже можно постоять, продышаться и отдохнуть. Предательский ил стал затягивать ноги, вода опять покрыла губы. Надо было идти дальше. Под ногами стала появляться щебёнка с дороги, дно перестало быть таким липким, вода опускалась всё ниже и ниже, а когда дошла по колен, то ноги уже еле передвигались, стало дышать ещё тяжелее, чем будучи по грудь в воде.

Мостик был где-то совсем далеко, визг, летящий от него, казался отдалённым и растворенным в летнем зное. Шумное дыхание заглушало все звуки, ноги не слушались, не желали стоять на ровной земле. Наверное, так себя чувствовала Русалочка, когда вышла на долгожданную землю.

Уже без былого задора я пошла к Ольге. Босиком по щебёнке. Ребята всё так же прыгали с мостика, Ольга с подружкой хохотали и брызгались. И тут я! Оказалось, никто не заметил, что я ушла. Все, на самом деле, удивились, когда я пришла пешком с другой стороны пруда, но мне уже не хотелось шутить. Мы договорились ничего не рассказывать баб Поле, а потом я быстро научилась плавать не только под водой.

МАГАЗИН

Пару раз в неделю бабушки поднимали всех нас пораньше, выдавали большие сумки, носовой платочек с завернутыми в него деньгами и отправляли в магазин. Потому что только в эти дни привозили хлеб. Иногда его возили по расписанию, а иногда приходилось караулить машину. Это означало, что можно просидеть с утра и до обеда под стеной магазина в ожидании серебристой хлебной будки. Внутри было жарко и душно, полки были почти пустыми. Внизу пылились огромные банки с солеными арбузами, в углу лежали бумажные пачки с "Сахарным" печеньем и стоял морковный сок "Привет". Этот "Привет" тянул к себе и манил… Меня даже не смущало то, что его никто не брал.

Как-то с хлебом стало совсем плохо: из соседней деревни приехал мужик, купил целый мешок хлеба и кинул его на телегу. Тётки подняли крик: кто-то ругал продавщицу, что она отдала весь хлеб, кто-то пытался отнять мешок, кто-то кричал на мужика, что он поросят собрался хлебом кормить, а тут людя́м не хватает. Мужик обругал всех в ответ, сказал, что это на всю их деревню, и уехал. А в магазине завели новое правило: стали давать по две буханки хлеба на человека. Так мы с Колькой стали ходить в магазин с бабушками, а Лёшка с братьями и Машкой.

И вот однажды баб Поля была в хорошем настроении, светило солнце, хлеб привезли рано, а на прилавке стоял морковный сок "Привет". Я поняла, что это удача, и выпросила заветный пакетик с морковкой! Медленно-медленно вытаскиваю из упаковки трубочку, ловлю на себе завистливые взгляды детей… Протыкаю кругляшок фольги, втыкаю прозрачную трубочку, и вот уже по ней ползет тянучий рыжий сок! Ещё секунда… и я понимаю: какая же это гадость! Противная, несладкая, тёплая, вареная морковь, перетёртая в пюре! А на меня же смотрят и завидуют, рядом стоит баб Поля, у которой я больше недели выпрашивала этот чудо-нектар. Я пью эту рыжую массу и не могу дождаться, чтобы пакетик наконец уже опустел, стараюсь делать вид, что мне вкусно… Баб Полино счастье, что она отказалась это пробовать. Её любовь к сокам была не так велика. Да, и моя с тех пор поутихла, особенно к овощным…