Денис Макурин - Макароны в тюбике

Спустя час безуспешных поисков варежек всем детским садом, наша воспитатель Алла Николаевна вспомнила, что на улице месяц май и сказала: «Юр, так ведь ты без варежек утром пришёл-то!» Юрка удивлённо посмотрел на Аллу Николаевну, всхлипнул носом пару раз и сказал: «Да, без варежек». И мне показалось, что жизнь у Юрки стала налаживаться. Только Юркина бабушка вдруг как всыплет ему по мягкому месту! Ох, и не позавидуешь Юрке, лучше бы он дальше орал, что варежек у него больше нет и, что жизнь больше не имеет смысла.

Одним словом, я решил не орать раньше времени, а сам найтись. И примерно через две минуты спустился в тот самый коридор, который был семьдесят два гигантских шага и один маленький. Мои родители пошли отдыхать где-то после пятидесяти шагов, если вести счёт от ресторана, потом они повернули налево, задвинув за собой коричневую дверь. Я довольно быстро отмахал пятьдесят гигантских шагов и осмотрелся. Оказалось, что все двери одинаковые, только цифры разные. Но цифр я не запомнил, поэтому мне пришлось открывать каждую дверь и заглядывать во все комнаты. Заглянув, я говорил: «Здравствуйте. Меня зовут Миша, а здесь живут Воробьёвы?» Мне отвечали: «Нет, мальчик. Здесь живут Балашовы» – и я шёл дальше. Открывал следующую дверь и снова говорил: «Здравствуйте. Меня зовут Миша, а здесь живут Воробьёвы?» К счастью для меня, за третьей дверью оказались мои родители. Я только и успел сказать: «Здра…! Ой». А папа уже кричит: «Ты где пропадал?!» И все очень обрадовались. И я тоже так обрадовался, что даже в груди у меня что-то разволновалось и в горле всё сжалось. И я тут же подбежал к маме, и обнял её, и чуть-чуть не заплакал. Потом всхлипнул носом и сказал: «Вот вы тут сидите, а море там никакое не белое». Но звать я их никуда не стал, потому что снова идти на крышу мне совсем не хотелось, к тому же я очень устал. Я забрался на кровать и тут же крепко уснул.

Подвиг

День как-то с утра не задался. И вроде всё как всегда: лето, солнце, я у бабушки в деревне… Только муха какая-то залетела и спать всё утро не даёт – то жужжит, то по руке ползает, я прогоню, а она на ногу и там щекочет.

Вот на что нам кот Кузя, спрашивается? Ни мышей, ни мух не ловит – пройдоха одним словом. А деда его ещё хищником зовёт… Да этот хищник только на колбасу и котлеты мастак охотиться. Тут-то он, бесспорно, мастер. Бывало, сядет напротив и давай жалобно мяукать, заглядывая тебе прямо в глаза, а сам при этом как будто плачет. Зрачки у него большие-пребольшие и мокрые делаются, потом ещё лапой тебя по ноге постукает и по полу будет с боку на бок кататься, мол, вот я как оголодал, стоять не могу. И всё это лишь бы его колбаской угостили.

«Ну, до чего же надоедливая эта муха!» – ругнулся я. Эх, деваться некуда, слезаю с кровати, заправляю её покрывалом и надеваю шорты с майкой, обуваю сандалии, иду завтракать на летнюю кухню. На улице перед входом умываюсь, шумно брякая рукомойником, на столе стоит литровая банка молока и пироги на блюде, закрытые полотенцем. Только присел за стол, а кот уж тут как тут, у ног трётся и мурлычет. Наливаю стакан молока себе и в блюдце прохвосту-добытчику.

И вроде всё начало складываться как нельзя лучше. Так нет, стоило мне после завтрака выйти гулять во двор, как там меня поджидало испытание.

Я выхожу за калитку, а там уже все ребята с нашей улицы собрались. И Лёшка, друг мой, с ними. Сидят на заборе, как воробьи, а перед ними Стёпка расхаживает, важный такой, щёки раздул и хвастается. Мол, его-то вчера батька в бане, на полке, веником из вереска минут десять хлестал. А он проявил отвагу и мужество, как советский лётчик-космонавт Юрий Алексеевич Гагарин, и даже не пискнул. Тоже мне, герой – штаны с дырой! Хвастается он ещё, а сам, когда нас сторож дед Николай в колхозном саду поймал, да уши нам с Лёшкой драл, через забор самый первый так сиганул, что только его и видели.

Стёпка наверняка набрехал, а я вот теперь хожу вдоль картофельных гряд уже час, высматриваю на ботве шмеля помоложе да поглупее. Это же надо было додуматься и ляпнуть, что я тоже ничего не боюсь! Теперь вот на спор должен подвиг совершить, поймав голой рукой шмеля. Нет, в таком деле торопиться не стоит, надо выбрать шмеля не слишком опытного и настроенного дружелюбно, чтобы я его успел ребятам показать, прежде чем он разозлится.

Гляжу, сидит один на цветке, безобидный такой. Сам полосатый, глаза большие и чёрные. Я на него гляжу, а он на меня, и мордочку свою при этом умывает лапками. Видимо только что покушал, время-то как раз уже около обеда. Ну, я его и схватил, а он как тяпнет! А я как закричу: «Ай! Оё-ёй!» Рукой трясу – и вот-вот слёзы из глаз, не то от боли, не то от обиды. С трудом стерпел. Просто представил: вот если бы Юрий Гагарин, так он ни в жизнь бы не заплакал. А после я сел на траву и начал разглядывать свою красную и распухшую ладошку.

Уж я и выбрал-то самого маленького, и вроде сытый он был, только оказалось, что никакой он не добрый, а очень и очень злой. Ужалил в ладонь так сильно, что я от боли закричал и разжал кулак. А про себя подумал, что мало батька тогда в бане Стёпку вереском нахлестал, ей-богу, я бы ещё веником из крапивы добавил. Мне такое выпало совершить, что не каждый решится. Вот где храбрость нужна! А ребята тут же ко мне подошли, обступили меня вокруг и давай мою руку рассматривать. И все говорят: «Покажи-покажи. Ух ты, а мне покажи!» Лёшка тоже подошёл и сказал: «А я знал, что ты не струсишь, что с тобой хоть в разведку». И мы стали играть в войну, подобрали палки на улице – это у нас как будто автоматы были. Я с Лёшкой за советских разведчиков, а Стёпка с остальными за фашистов, и, понятное дело, мы всё время побеждали. Вот ещё бы ладонь не так сильно болела, было бы совсем здорово.

Мыльные пузыри

После завтрака я вышел на улицу. Денёк был теплый, светило солнце, одним словом погодка выдалась что надо. Вот только ни бабушки, ни дедушки не было дома, и я, не зная чем мне заняться, обошёл небольшой двор по кругу. Как всегда, ничего нового не обнаружил. Почесав затылок и тяжело вздохнув, я присел на скамейку и начал болтать ногами от скуки. Я сидел и наблюдал за тем, как наши курицы роют землю лапами и что-то там клюют. При этом, я никак не мог понять, почему у куриц колени задом наперёд, а бегают они быстрее меня. Так я сидел, думал и не заметил, как ко мне подошёл Лёшка.

«Смотри, что у меня есть»,– сказал он мне и показал бутылёк с мыльными пузырями. «Ух ты! Где взял?» – спросил я. «Мама в универмаге купила. Кучу денег стоит. Двадцать копеек!» – и Лёшка начал их хорошенько взбалтывать. А я говорю: «Так чего же мы стоим? Давай скорее дуть!» И мы начали дуть. Лёшка открыл бутылёк, достал из него немножко пены на рифлёном колечке и стал дуть первый. Он дул тихонечко и надул огромный пузырь, размером с яблоко. Его тут же подхватил ветер, и он понёсся вверх, мотыляясь из стороны в сторону, как осенний лист. Потом уже я как следует макнул колечко в бутылёк, достал и дунул, но сильнее чем Лёшка, и у меня получилось целое море пузырей, правда, размером они были поменьше. И все они тоже полетели вверх прямо на небо, при этом пузыри переливались то жёлтым, то лиловым, то зелёным цветом и подмигивали нам яркими лучами, как новогодние шары. «Вот это да!» – закричал Лёшка. «Здорово!» – обрадовался я. И мы поднялись на одну ступеньку моего крыльца, чтобы наши пузыри взлетали ещё выше. И снова стали дуть в колечко. Некоторые пузыри лопались. Делали: «Пуньк! Пуньк!» – и осыпались мелкими брызгами нам на лица. Другие тем временем уже летали выше дома. «Ага, получается! Мишка, надо бы ещё выше!» – весело кричал Лёшка. И мы поднялись ещё на одну ступеньку. А я всё дул пузыри, то большие, то маленькие. И вот уже весь двор в пузырях, и мне показалось, что день стал ещё ярче. И ступенек нам уже не хватает, поэтому мы забрались на скамейку ногами. «Давай, давай ещё!» – кричал я. И теперь уже Лёшка надувал пузыри. Он очень старался и раздувал щёки докрасна, поднимая колечко над головой, чтобы пузыри летели прямо вверх. А ветер всё так же подхватывал и уносил их вдаль. Мне казалось, они улетали не просто далеко, а наверняка уже выше неба, потому что их совсем не было видно. Скорее всего, они уже долетели до космоса и там замёрзли, превратившись в хрустальные шары, парящие в невесомости. «Нужно забраться ещё выше», – предложил Лёшка. «Пойдём, поищем куда», – сказал я, и мы вышли со двора, хлопнув калиткой.