Лариса Шевченко - Надежда

– Приснул его отец. Слава богу, откачали доктора, с того света возвернули.

– Что значит «приснул»?

– Во сне придавил. Чуть не задохнулся малыш. Разве можно отцам доверять грудных? Они же спят как чурбаны.

– А мама как спит?

– Как птичка. Она вскакивает даже от неровного дыхания своего ребенка. Знаю. Сама троих выходила. Отец, бедняга, чуть мозгами не сдвинулся. Ему укол сделали. Спит.

У меня отлегло от сердца, и я пошла к детдому. Жуткие белые глаза неотступно следовали за мной… Вдруг мимо пронесся высокий мужчина с детской коляской. Полы белого плаща разлетались, как крылья огромной испуганной птицы. Светлые с проседью волосы разметались по высокому бледному лбу. Рот чуть приоткрыт. Я успела разглядеть тени под глазами, подчеркивающие и без того крупные, широко распахнутые голубые глаза. В них – тревога и решимость во что бы то ни стало успеть… Даже в беде лицо этого человека было вдохновенным и прекрасным. Я ни капельки не сомневалась, что все у них будет хорошо.

Теперь я часто хожу по этой улице в надежде снова увидеть человека, поразившего меня своей особенной внешностью.

Дождалась. Он шел уверенным, стремительным шагом. Лицо сосредоточено. Он весь внутри себя. К нему подошли двое мужчин, и, пока они разговаривали, я разглядывала своего обожаемого незнакомца. Широкая, но сдержанная улыбка во время беседы превращалась то в ироническую усмешку, то выражала глубокую радость, и тогда светились не только глаза, но и каждая складочка его подвижного лица. В этот момент я чувствовала его удивительную мягкость души. Но в нем не было яркого простодушия простого человека. Он был слишком умен.

Я пересилила в себе благоговейный страх и приблизилась к незнакомцу на расстоянии несколько шагов. И вдруг ощутила волнообразные толчки. Я стояла и растерянно прислушивалась к ним, пытаясь разобраться в себе. Вытянула вперед руки. Будто легкий ветерок заскользил по ладоням. Потом он усилился, и стал похож на давление маленьких волн на реке. Но здесь – другое. Я воспринимала их не кожей, а всеми клеточками тела. При этом во мне нарастал душевный подъем, непонятная, незнакомая радость.

Мне всегда было приятно видеть и слышать бабу Мавру, Галю, Анну Ивановну. Но при этом не появлялись странные волны. И радость в данном случае была в сто раз сильнее! Может, это волны счастья?

Я снова и снова ищу встречи с этим удивительным человеком, чтобы получить немного счастья. Ведь такие люди, наверное, живут на земле, для того чтобы дарить радость тем, кому ее не хватает.

Я понимаю, что этот человек недосягаем для меня, что я никогда не посмею подойти к нему, как к любому другому на скамейке, не смогу заговорить. Но он мне подходит. Мне такой нужен. Вдруг мой отец был чуточку похожим на него? Не зря же меня притягивает к нему неведомая сила? А может, моей душе просто хочется отдохнуть, прислониться к большому, доброму горячему сердцу и оттаять?

Даже в мечтах я не смею называть его папой.

АНЯ

Сижу на лавочке с Аней, одноклассницей Наташи. Мы ждем, когда мама отпустит Лешу погулять.

– Ни разу не видела, чтобы ты смеялась, – говорит Аня.

– Я всегда такая была. А ты тоже не часто улыбаешься.

– Я вообще-то веселая, только от нас недавно папа ушел к бабушке жить.

– Тебе плохо без него?

– Плохо. Но когда вспоминаю нашу жизнь до их развода, то переживаю еще больше. Сначала мы хорошо жили. Папа меня с братом любил, а маму прямо на руках носил. И всегда был веселым. Потом приехала его мама. Папа стал меняться на глазах. Все в доме ему стало казаться плохим. Он делался все злее и злее. Ты не представляешь, какое у бабушки было счастливое лицо, когда папа впервые закричал на маму. Я была в шоке. До сих пор не могу такое понять. Мы с Олегом упрашивали папу не ругаться, говорили, что любим его. Но он был добрым только с бабушкой. Мама плакала, когда папа приходил поздно. Я не понимала, что происходит. Потом соседка, мамина подруга, рассказала, что муж у нашей бабушки всю жизнь изменял, и теперь ей завидно, что невестка счастлива. Поэтому и стала внушать папе, что мать одна, а жен может быть сколько угодно. Она говорила: «Гуляй, сынок! На старости лет всегда найдешь бабку, которая будет за тобой ухаживать».

– Разве бабушка не понимала, что портит жизнь и вам, и вашему папе?

– Не знаю.

– Твой папа такой глупый?

– Нет. Просто он с детства был «маменькиным сыночком». Бабушка внушила ему, что она самая хорошая, честная и умная. Он привык ей верить, не задумываясь.

– Я-то считала, что все бабушки мудрые и добрые. Не повезло тебе.

– Еще как не повезло.

– Теперь ты не любишь отца?

– Уже не могу броситься к нему на шею, как раньше. И все же жалко его. Он теперь как перекати-поле.

– Нечего жалеть! Если умный, то подумает и вернется.

– Мама сказала, что у чужих женщин жить легче, чем в семье. Забот меньше.

– Я всегда мечтала об отце. Но вижу, что женщины сильнее, самостоятельнее. Когда вырасту, мужа выберу себе серьезного.

– Не узнаешь его, – авторитетно сказала Аня. – На лбу у него будет написано: хороший? В женихах они все путевые, а потом…

– И чего жизнь такая непонятная?

– Не ной. Я не считаю себя несчастной. У меня мамка – золото.

– Без отца лучше?

– По крайней мере, спокойней стало. Мы не пропадем. А замуж я не пойду, буду с мамой жить.

Аня замолчала. Худенькие плечи опустились. Она сделалась совсем маленькой. Страдальчески сжатые губы делали ее бледное личико старушечьим.

Мне захотелось отвлечь ее от грустных дум:

– Ты про алименты и шабашников знаешь? Уходит человек с завода в шабашники, много зарабатывает, а алиментов – ни копейки. Я не понимаю этих слов. Объясни.

– Ты где про такое слышала? – занервничала Аня.

– Об этом тетя, которая письма и газеты носит, сегодня рассказывала вашей соседке.

Аня побледнела, сползла со скамейки и побрела к дому. Я сидела как пришибленная. Что произошло? Тут подошел Леша. Я рассказала ему об Ане.

Он вздохнул:

– Ее мама скрывает правду об отце. Всю вину на бабушку перекладывает. Давай сегодня никуда не пойдем. Не хочется без Ани.

– А что же мне теперь делать? Я же не знала, что тети про ее отца говорили. Дурочка. Не поняла.

– Не переживай. Ане ты не поможешь. Она сама должна переболеть. По себе знаю.

– Нет, теперь она не захочет со мной дружить! – горестно воскликнула я.

– Не выдумывай. Не станет она злиться на тебя из-за непутевого отца. А сейчас не трогай Аню. Мы с Наташкой вечером сходим к ней. А в следующее воскресенье и ты приходи. Согласна?

– Приду, – ответила я понуро.

Чувство вины угнетало.

СЕНЬКА ВОР

Познакомилась я с Сеней у Ани. Маленький, белобрысый, крепкий. Волосы – ежиком. Улыбка не сходит с лица. Ласковый. И шутит по-доброму. Как-то маленькая соседская девочка перепутала ботинки. Левый на правую ногу надела. Сеня и говорит: