Надежда Васильева - Про Дуньку, которую знали все

Она всегда вела себя так, как считала нужным. По словам всё той же бабы Зои, в зависимости от того, «какая шлея под хвост попадёт». Её даже к психиатру мать водила. Причём самым хитрым образом. Дуньку тогда мучил сильный кашель, прямо душил по ночам. В горле свербило и щекотало так, что спать не могла. И если бы не этот противный кашель, в поликлинику мать бы её не затащила.

Толстый коротышка, с рыжими усами и веснушками на крупном носу, очень похожий на отъевшегося кота Базилио, в белоснежном, как на сказочном Айболите, халате, долго разглядывал её с нескрываемым любопытством. Потом наконец насмешливо спросил:

– На голову не жалуешься?

– Не-а! – мотнула головой Дунька. – Что мне на неё жаловаться? Голова как голова, и даже получше, чем у многих.

– А ведёшь себя почему так бесцеремонно?

– А тебе что? Сам за своей головой следи.

Тот хмыкнул и потёр рукой свой двойной, очень похожий на свинячий, подбородок.

– Я – врач. И могу положить тебя в больницу. Не в простую… а в психдиспансер. Вот вызову сейчас санитаров, и они наденут на тебя смирительную рубашку. Будешь знать тогда!..

– А что я сделала?! – вытаращила на него глаза Дунька.

– И вообще, – продолжал коротышка, – я намного старше тебя, пожалуй, уж в прадедушки гожусь. Так что потрудись обращаться ко мне уважительно – на «вы».

Но Дунька пропустила это мимо ушей.

– Если ты такой старый, почему работаешь? Давно на пенсию пора. И при чём здесь санитары? Я ж не буйная…

– Язык у тебя больно длинный! И правилам школьным не подчиняешься!

Он хотел было и дальше поучать её, но Дунька оборвала:

– Школа не армия! Это в армии солдаты генералам подчиняются. К тому же я девчонка.

– Тем более! – сразу прицепился к слову доктор. – А ведёшь себя хуже хулиганистого мальчишки!

– О-ой! Началось! – артистично закатила она глаза. – Придумал бы что-нибудь новенькое! Это мы уже проходили!

Но, видно, ничего новенького этот Айболит придумать не мог, чвакал губами и буравил её своим насмешливым взглядом. Дунька отвернулась к окну, всем видом своим демонстрируя, что потеряла всякий интерес к этому никчёмному разговору. А тот вдруг свёл лохматые брови.

– Слушай сюда! – пикой нацелив на неё свой толстый указательный палец, сквозь зубы процедил он. – Ещё раз тебя ко мне приведут – упрячу в больницу, в одиночную палату. Твоя попа взвоет от уколов. Будешь спать целыми днями, чтобы нормальным людям жизнь не отравлять. Поняла?! – Да ещё приблизил свои рыбьи немигающие глаза к сáмому Дунькиному лицу.

Дунька брезгливо отпрянула.

– Фу! Страшный-то какой! Давно на себя в зеркало смотрел?!

Рыбьи глаза психиатра мгновенно сузились, а потом и вовсе закрылись. Лысая голова бессильно склонилась набок, как это делает со своим гребнем петух. И Дунька тотчас высмотрела, что веки у мужика были почти без ресниц. Опалил он их, что ли? Или от старости сами выпали? А вот из уха, наоборот, волосы торчат, кисточкой. Чудеса, да и только!

Тут врач снова ожил, двумя руками крепко обхватил Дунькину голову, да так проворно, что она не успела отскочить в сторону, и угрожающе выдохнул:

– Хватит выпендриваться! Уймись! А не то миллион проблем наживёшь! Поняла?!

– Ничего не слышу!! – во всё горло завизжала Дунька. – Ты ж своими лапищами мне уши-то закрыл!

Тот, убрав руки, хохотнул, щёлкнув её по носу:

– Что надо – услышишь. И знай: не таких усмиряли!

При этом хотел ещё потрепать Дуньку за ухо, но она, угадав его коварные намерения, опередила Айболита, машинально выставив локти вперёд. Локти упёрлись в его тугое брюхо. И тут Дуньку, как всегда, понесло. Прижавшись ухом к его большому животу, похлопала по нему рукой, приговаривая:

А когда доктор, опомнившись, оттолкнул её от себя, Дунька тут же смерила его ехидным взглядом: – Что брюхо-то отрастил?! Как беременный! Жрать надо меньше!

– Ну ты и хамка! Совсем зарвалась!

Его глаза налились кровью и сразу из рыбьих превратились в свинячьи – острые, пронзительные. Дунька продолжала защищаться, пустив в ход четверостишие:

Но Айболит не расплылся в предательской улыбке, как это делали другие взрослые, а, насупившись, двинулся на неё. И тут Дунька вспомнила, чему учили её главари школьной тусовки Дятел и Шмыга: «Лучшая защита – это нападение!» Тотчас сделала страшные глаза и перешла на крик:

– А ты что со мной так разговариваешь?! В зоне сидел? Блатного жаргона нахватался!

Доктор остановился, расслабленно опустил плечи и, отвернувшись лицом к портрету какого-то именитого профессора, который со стены равнодушно наблюдал за их поединком, явно не для Дунькиных восприимчивых ушей растерянно пробормотал, словно жалуясь медицинскому светиле:

– Вот пигалица! Разнуздалась донельзя! Выпороть бы её, да некому! И мне некогда! – И, снова повернувшись к ней, устало махнул рукой: – Иди уже! И смотри, больше ко мне не попадай! Помни: со мной шутки плохи!

– А кашель?! – от возмущения зашлась в кашле Дунька. – Кашель-то чем вылечить? Для чего я сюда притащилась?!

– Это не ко мне, – сказал как отрезал Айболит. И нажал какую-то кнопку: – Следующий!

Дунька не удержалась, нагрубила:

– Подумаешь! Нашёлся тут мне!..

и, выскочив в коридор, пулей промчалась мимо матери.

Смотреть на неё не могла: «Обманщица! Сказала ведь, что кашель лечить…»

Уже вечером, дома, на вопросы матери, что сказал доктор, с ходу выдала:

– Дурак твой доктор! Его самого в «дурку» упечь нужно. По-человечески разговаривать не умеет. Возомнил о себе.

Всё же целую неделю школа от Дунькиных проделок отдыхала. И только её трубный кашель нарушал тишину в классе. Натужный и беспокойный, он всё никак не проходил. Мать по совету соседки бабы Зои всё-таки решила оставить Дуньку дома да ещё вызвала участкового врача. Дунька не возражала. Болеть она вообще-то любила. При врачихе нарочно старалась кашлять как можно громче и продолжительнее. И это получалось у неё очень естественно.

Врачиха, молоденькая и красивая, как Снегурочка, только тревожно головой качала, долго прослушивая её грудь и спину фонендоскопом. (Дунька знала, как эта штука называется.) Потом что-то строчила в карточке и выписывала кучу рецептов, объясняя бабе Зое, что и как принимать. Но её назначения по сравнению с бабы-Зоиной методой лечения простуды были «фигнёй на постном масле».